It Sleeps More Than Often (СИ)

По ночным дорогам он гонит, не жалея подвески. Пауль уверен в своей машине. Плана действия у него нет. Как всегда — по обстоятельствам. На подъездах к Рюккерсдорфу он останавливается — как будто Ангел-хранитель потрепал его по правому плечу и шепнул: “Дуй в объезд, оставь машину за пролеском”. Сам того не ведая, Пауль повторяет манёвр сестры Катарины: когда-то и она прибыла сюда незваной ночной гостьей, и судьба благоволила её вылазке — они с подругой чуть не попались, но всё же скрылись непойманными. Пауль один — единственный дорогой для него человек пропал без вести. Немного подсветив себе путь ближним светом, вскоре Ландерс отказывается и от этого освещения — чем ближе деревня, тем тревожнее ему. Припарковавшись на опушке со стороны внешней объездной дороги, он ступает в лес, отделяющий его от самой деревни. Не имея фонаря, он светит себе под ноги мобильником. Каждый шаг отдаёт хрустом — сухие ветки и молодой подлесник гибнут под его ботинками, мелкое зверьё в испуге разбегается. Впереди замаячил просвет: Пауль решил было прибавить шагу и… замер. Там, за лесом, люди. Разрозненные голоса — слов не расслышать. Но не поздновато ли для праздных гуляний? В голове зажигается красная лампочка — впервые за эту ночь.

Аккуратно подобравшись к самой опушке, Пауль залёг и обратился в слух. В нескольких шагах от него прошло семейство Вебер в полном составе: приёмные родители вели мальчика под руки, а тот упирался и плакал.

— Не реви, Ангел, вот сейчас нашего отца Кристофа подлечим… Недолго осталось.

Пауль уронил лицо в палую траву и перестал дышать. Шаги давно стихли вдали, но шум в ушах не утихает — то шумит его сердце. Кристоф… Что с ним? Что они с ним сделали? Выждав ещё немного, он осторожно выбирается на дорогу — людей вокруг больше не видно, но во всех домах, сколько хватает взгляда, горят окна. Деревня не спит. Это неспроста.

Перебежками от сараев к заборам, от палисадников к хозяйственным постройкам, он добирается до дома настоятеля. Дверь закрыта, света в окнах нет. Дом выглядит… нет, не пустым, а именно покинутым. Каким-то подспудным чувством Пауль улавливает: уходя, Кристоф попрощался. Просто Кристоф обычно не обращает внимание на такие вещи, как симметрия — это удел больных педантов. Коврик на его крыльце всегда валяется как зря, а зачастую и вовсе падает со ступеней на земь. Сегодня же он впритык уложен у порога, аккурат посередине. Шнайдер ушёл, и ему хотелось, чтобы его уход выглядел красиво. Знакомыми дорожками Пауль уже несётся к церкви.

По пути ему встретилась органистка: старуха сидела на лавочке в окружении женщин помоложе и воодушевлённо о чём-то вещала. Слов Пауль не расслышал и, подстрекаемый беспокойством, продолжил свой путь, опасаясь быть обнаруженным. Двери церкви встречают его амбарным замком, в витражных окнах бликует яркий свет люстры. Не решаясь стучать, Пауль не долго думая, спешно оглядывается и повторяет свой недавний подвиг. Ловко вскарабкавшись по кладке — то ли адреналин гонит его вперёд, не давая оступиться, то ли удобная одежда способствует проворности движений — он добирается до распахнутого коридорного окошка, до которого, на его счастье, дела никому нет, и, подтянувшись на руках, проскальзывает внутрь. Вслушавшись в тишину, он направляется к лестнице. Не похоже, чтобы в церкви кто-то был. Но и не похоже, чтобы она пустовала: Шнайдер ни за что не оставил бы люстру включенной — счета за электричество каждый месяц заставляют его переживать, и он уже давно свыкся с необходимостью экономить на всём, в том числе и на электроэнергии. На цыпочках спустившись к трапезной и бесшумно проскочив её, Ландерс оказывается в молельном зале… Увиденное заставляет его застыть в немом крике: обеими руками он прикрывает рот.

Скамьи пусты, а у алтаря валяется какая-то громадная деревяшка. Рядом лежит топор. А чуть поодаль — сам Кристоф. При ярком свете его распахнутые глаза бликуют, как неживые. Они бликуют, как застывшие глаза мертвеца! Шнайдер, в рясе и при праздничном облачении, лежит на полу возле ступенек, что ведут к амвону. Его ноги раскинуты в стороны, а руки — напротив: сложены на груди, как у покойника. Забыв о всех мерах предосторожности, Ландерс бросается к другу. Упав коленями на порог, он склоняется над ним, припадая ухом к едва вздымающейся груди. Дышит.

— Шнай… Шнай! Что с тобой! У тебя приступ? Дай знак, что ты меня слышишь!