It Sleeps More Than Often (СИ)

Отправив изрядно захмелевшего Ландерса отдыхать, отец Кристоф решает немного прогуляться по вечернему городу. Как в студенческие времена, когда он любил бродить по мюнхенским улочкам в одиночку, предаваясь сладким мечтам о своей будущей карьере. Свежий апрельский ветер дует в лицо, развивая густые кудри, распахивая полы сутаны, открывая обзору длинные, идеально стройные ноги, облачённые в узкие брюки. Интересно, а какие волосы у этой монахини? Длинные или же коротко остриженные? Блондинка ли она? Хотя вряд ли — глаза-то карие, да и брови у неё, кажется, тёмные. А судя по росту, фигурка у неё, должно быть, миниатюрная… Предаваясь недопустимым размышлениям под действием выпитого прекрасного испанского вина, Шнайдер сам не замечает, как попадает в какой-то пестрящий огнями многолюдный квартал. От других районов этот отличается обилием полуголых женщин, выстроившихся вдоль проезжей части. Господи, да ведь это путаны!

— Эй, падре, поразвлечься не хочешь? — слышит он с противоположной стороны улицы. — Священникам скидка!

— Эй, святой отец, а ты девственник? А то мы этот грешок быстро исправим!

Чувствуя небывалый жар как в сердце, так и на щеках, отец Кристоф переходит на скорый шаг, а потом и вовсе на бег.

— Ну куда же ты, красавчик, а мы только собрались исповедоваться!

Покинув наконец злополучный квартал, он останавливается, чтобы отдышаться. Каким жалким и ничтожным сейчас он себя чувствует! Бедные женщины, вынужденные продаваться за дозу или за кусок хлеба — а он даже не нашёл слова, дабы их увещевать! Хотя, они и не выглядели овцами, нуждающимися в слове пастыря. Но наставлять на путь истинный — его святая обязанность, а он бежит! Слабак. И всё же…

С каждым прожитым годом оно вертлявым червячком прорывается сквозь заслоны веры, сквозь твёрдость воли, прогрызая себе путь зубами, оно вновь и вновь напоминает о себе… А не ошибся ли он, не поддавшись на уговоры Ландерса и других сокурсников-семинаристов, да что там — даже некоторых наставников, не воспользовавшись возможностью познать вкус мирских отношений в ту пору, когда это ещё было возможно? “Не вступив в сан, ты волен, Кристоф”, “Как ты узнаешь о верности выбранного пути, не испытав пути другого?”. Но он был твёрд, твердее тверди земной, пока большинство его друзей, включая Пауля, испытывали “другие пути”. Вступив в сан, он внутренне возгордился, ощущая себя чуть более верным и праведным, чем его собратья — ведь он не предал Господа ни на миг, не осквернил ни души, ни тела своего. В юности это было просто, запала хватало, и казалось, так будет всегда. Выбрав свой путь ещё в отрочестве, он шёл им, ступал к заветной цели, не видя преград. Но вот ему уже двадцать семь, и страшно подумать, что будет дальше! Дальше будет только тяжелее. Вот, как сейчас: он, новоявленный Отец Настоятель, порочит чистоту воротничка своими грязными, грязными мыслями!

Шнайдер сложил ладони у губ, глубоко вздохнул и отправился в Церковь Святого Петра. Сначала молиться, долго-долго молиться, а потом — спать.

***

Полуночный Альтер Петер пуст, тих и сумрачен. Сотни горящих свечей бликуют внутри величественного здания. Кристоф тихонько пробирается к одной из скамей — подойти к алтарю он так и не решился — и молится. Никто не знает, о чём его помыслы, никто не слышит, о чём его слова, но кто-то видит его таинство, наблюдая украдкой, прячась за одной из колонн у входа. Проходит не менее сорока минут, когда Отец Кристоф наконец поднимается с колен. Пауль на цыпочках покидает своё укрытие, проскальзывает сквозь неплотно прикрытые двери и исчезает в стороне гостевого домика. Он часто наблюдает за другом, но не хочет быть пойманным — такое увлечение может быть неверно истолковано.

— Уже вернулся? — Пауль в брюках и рубашке встречает друга на первом этаже гостевого дома, где кроме них двоих сегодня никто не ночует. — Раздевайся.

Брови Шнайдера сходятся на переносице, он словно пытается уяснить — не ослышался ли он.

— Раздевайся, Шнай! Закину наши шмотки в стирку, — Пауль кивает на стиральную машину в противоположном от обеденной зоны углу помещения. — Уж не в грязном ли ты собрался завтра общаться с телемонашкой?

Устало улыбнувшись, Кристоф бросает сутану, которую снял по дороге к домику и сейчас держал в руках, на спинку стула, где уже покоилась сутана Ландерса. Далее разоблачаться он не спешит. Уловив замешательство, друг решает подать пример:

— Что мнёшься, будто мы друг друга голыми никогда не видели! Давай быстро, уже поздно, а вещам ещё высохнуть надо. И не бойся ты — здесь кроме нас никого нет, я проверил.

Ландерс резво скидывает с себя всё, оставшись в одних туфлях на босу ногу и трусах. Шнайдеру вовсе не хочется следовать его примеру, но он не хочет выглядеть снобом на фоне почти голого друга, и нехотя вторит его примеру. Не желая больше ни минуты оставаться в этом помещении, он спешит по лестнице наверх, туда, где, по его предположению, находятся гостевые комнаты.