— Спасибо, Пауль! — бросает он на ходу, преодолевая лестничный пролёт и исчезая из вида, — Только, пожалуйста, сутану в режиме ручной стирки, а белое — отдельно.
— Раскомандовался тут, — хихикает Пауль, — ладно, так и быть, пользуйся моей добротой! Твоя комната, кстати, вторая справа по коридору. Да, и трусишки постирать не забудь — в душевой есть мыло!
Оставшись один, Ландерс некоторое время продолжает смотреть на пустые ступени, воскрешая в памяти высокую стройную фигуру, почти обнажённую, ту, что пробегала по ним минуту назад. Глубоко вздохнув, он, наконец, обращает свой взор к вещам. Белое — отдельно…
Заперевшись в душевой, Шнайдер стягивает трусы и принимается усердно их застирывать. Его руки дрожат, дыхание сбивчиво и поверхностно. Он даже не прихватил из комнаты ни тапочек, ни полотенца, но такие мелочи его сейчас не волнуют. Он стирает свои напененные хозяйственным мылом трусы под струёй чуть тёплой воды, наблюдая, как мыльная жижа исчезает в воронке раковины, и представляет, что это его мысли.
========== 2. Просто шоу ==========
— До эфира пять минут! Всем приготовиться! — чеканит ассистентка редактора, снуя по гримёрке между креслами с гостями шоу. — У нас прямой эфир, так что следите за моими указками: я подскажу, если вы превышаете хронометраж своих выступлений или затрагиваете недопустимые темы!
Недопустимые темы? В шоу, тема которого заявлена как “Извращенцы в сутанах?”. Шнайдер скептически хмыкает. Сестра Катарина хорошо поработала над его настроением, научив, как не бояться камер, не тушеваться под напором ведущего и как сохранять спокойный тон. Всё это пока теория, а боевое крещение его ждёт уже совсем скоро. Конечно, утренний эфир — далеко не прайм-тайм, стандартная тележвачка для домохозяек и пенсионеров. Но всё же канал вещает на всю Баварию, а это огромная аудитория. Кристоф бросает взгляд на сидящего поодаль Пауля. Тот блаженно улыбается, тая под руками молоденькой гримёрши, скрупулезно пудрящей его мощный лоб. На обоих священнослужителях сегодня обычные брючные костюмы, но пиджаки, несмотря на жару в помещении, застёгнуты, а их принадлежность к сану выдают лишь кромки белых воротничков, едва заметно выглядывающие из-за расстёгнутых верхних пуговиц чёрных, в тон костюмам, рубашек. Сестра Катарина посоветовала им выглядеть более светски, но не перебарщивать в стремлении слиться с толпой, а Агнес — единокровная сестра Шнайдера, позаботилась об исполнении. Даже на выпускном Шнайдер не чувствовал себя так… блестяще. А Ландерс и вовсе, не сверкал так никогда. Но, похоже, внешний лоск его не сильно заботит — слишком самозабвенно он фонтанирует шуточками, заставляя гримёршу, ассистентку редактора и прочий персонал телеканала от души хохотать.
Закончив, наконец, с Паулевским лбом, гримёрша, поглядывая на студийные часы, перебегает к креслу, в котором, отвернувшись от зеркала, ждёт последнего штриха мастера и Шнайдеровская физиономия. Он с силой жмурится, когда девушка, поменяв кисть, щедро сдабривает её бледно-бежевой пудрой и тянется к носу Кристофа. В последний момент он вдруг отдёргивается, будто у неё в руке не кисть, а раскалённая железяка. Он и сам не ожидал от себя такой реакции, но, представив на долю секунды, как эта особа, по сути, ни в чём не виноватая, начнёт его трогать, всё тело его парализовал страх. Иррациональный и доселе неведомый. Если бы это было простое стеснение, лицо его покраснело бы, но это настоящий страх на грани паники, и кровь отливает от лица, делая отца Кристофа пугающе бледным. Гримёрша с непониманием смотрит на Шнайдера, а затем переводит взгляд на всё это время наблюдавшую за процессом в стороне молодую монахиню.
— Позвольте, я сама, — с деликатной улыбкой та принимает из рук работницы инструменты и, дождавшись, пока Шнайдер откроет глаза, мягким голосом увещевает: — Не беспокойся, Кристоф, они не сделают из тебя размалёванное чудовище — на Пауля посмотри. Мы просто припудрим твоё лицо — это необходимо, чтобы под софитами кожа не бликовала на камеру.
— Давай, дружище, потерпи и станешь таким же красавчиком, как и я, — Пауль приходит на выручку, игриво кривляясь в зеркало, всем видом демонстрируя беспечность и вселяя в друга уверенность.
— Да, да, конечно. Я понимаю, — прокашлявшись, Шнайдер покорно подставляет лицо под кисть в руках Катарины.