— Заперто! — воскликнул он в тревоге. — Кто-то пробрался в дом — дверь заперта!
— Ничего удивительного, синьор, — невозмутимо отозвался Спалатро, — я видел, как вы задвинули засов, после того как меня впустили.
— Верно, — с облегчением признал Скедони, — так оно и есть.
Он открыл дверь и по тихим коридорам устремился к потайной лесенке; по пути он часто прислушивался, после чего старался ступать осторожнее, — грозный Скедони, готовясь совершить богопротивное деяние, трепетал даже перед слабой девушкой. У подножия лестницы монах снова остановился и прислушался.
— Ничего не слышно? — спросил он шепотом.
— Море шумит, вот и все.
— Тут еще что-то! Шепот!
Оба примолкли, и после долгой паузы Спалатро сказал с ухмылкой:
— Не иначе как призраки, синьор, о которых я говорил.
— Дай мне кинжал.
Вместо того чтобы повиноваться, Спалатро ухватил исповедника за руку. Пораженный этим поступком, Скедони взглянул на своего спутника и пришел в еще большее изумление: на побледневшем лице Спалатро был написан ужас. Безумный взгляд Спалатро был устремлен вперед, следуя, казалось, вдоль коридора за каким-то предметом. Скедони, начавший было разделять этот испуг, попытался разглядеть, что его вызвало, но никакого оправдания ему не обнаружил.
— Чего ты испугался? — спросил он наконец.
Глаза Спалатро все еще были полны ужаса.
— Да глядите же, — произнес он, указывая пальцем.
Скедони прищурился, но ничего не мог различить в
далеком мраке прохода, куда устремился взгляд Спалатро.
— Ну, ну, — сказал Скедони, устыдившись своей робости. — Нашел время для дурацких фантазий. Очнись.
Спалатро перевел глаза, но в них отражался все тот же испуг.
— Мне не почудилось, — произнес он голосом человека, только что испытавшего страшную муку и еще не вполне от нее оправившегося. — Я ее видел так же ясно, как теперь вас.
— Что это ты там видел, дурень? — спросил духовник.
— Она вдруг появилась передо мною, вся растопыренная и отчетливо видимая.
— Что появилось?
— А потом она сделала знак — да, поманила меня окровавленным пальцем! — и скользнула в конец коридора, не переставая манить. И так, пока не скрылась в темноте.
— Да ты спятил с ума! — проговорил Скедони в страшном волнении. — Приди в себя, будь мужчиной!
— Хорошо бы спятил, синьор. Она там была, эта страшная рука… да вот же, она снова там, смотрите!
Скедони, потрясенный и растерянный, вновь ощутил, как его самого захватывают странные переживания Спалат-ро. Он устремил взгляд в конец коридора, готовясь узреть нечто устрашающее, но по-прежнему ничего не видел. Вскоре он пришел в себя и попытался успокоить разыгравшуюся фантазию своего спутника, мучимого собственной нечистой совестью, но никакие уговоры на Спалатро не действовали; исповедник в страхе, что его голос — пусть слабый и приглушенный — разбудит Эллену, пытался увести своего подручного обратно в ту комнату, которую они только что покинули, но ничего не мог с ним сделать.
— Ноги моей там не будет, хоть посулите мне все сокровища Сан-Лоретго, синьор, — отвечал Спалатро, дрожа с головы до пят, — туда-то
Скедони опасался лишь одного: что Эллена проснется и попытается сопротивляться, отчего предстоящее ему дело станет еще страшнее; его волнение росло с каждой секундой, ибо ни угрозы, ни приказания, ни мольбы не могли стронуть Спалатро с места. К счастью, монах вспомнил о двери по ту сторону лестницы; таким путем можно было в обход проникнуть в противоположную часть дома. Спалатро не возражал; Скедони отомкнул одну за другой двери (ключи от этих помещений он всегда держал при себе), и сообщники, молча миновав несколько пустых комнат, вернулись туда, откуда пришли.
Здесь Скедони, уже без всяких опасений, что его услышит Эллена, возобновил свои уговоры, но, как он ни увещевал, чем ни грозил, все было тщетно: Спалатро упорно отказывался и вернуться к лестнице, и оставаться в одиночестве в каком бы то ни было из помещений. Так продолжалось, пока вино, в изобилии предложенное Скедони, не помогло этой жертве собственного воображения понемногу справиться с ужасом. Набравшись храбрости, Спалатро согласился вновь занять свой пост у подножия лестницы и оставаться там, пока не совершит свое страшное деяние Скедони; условившись таким образом, сообщники вскоре вернулись на прежнее место. Снова оказавшись вблизи Эл-лены, Скедони обнаружил, что вино, к которому он и сам счел нужным прибегнуть, дабы укрепить свой дух, не спасло его от мучительного волнения; однако он собрал все силы, чтобы овладеть собой, и потребовал у Спалатро кинжал.
— Он уже у вас, синьор, — ответил тот.
— Да, верно. Поднимайся осторожно, чтобы не разбудить ее.
— Вы говорили, чтобы я ждал внизу, пока вы не…
— Да, да, хорошо, — пробормотал исповедник и стал подниматься, но подручный окликнул его:
— Вы забыли лампу, синьор. У меня есть другая.
Скедони молча в раздражении взял лампу и преодолел