Итальянец

Тут Вивальди впервые заметил, что Эллена закутана в монашеское покрывало, взятое у Оливии, чтобы укрыться от глаз аббатисы в ночь бегства из Сан-Стефано. Девушка тогда второпях забыла вернуть его монахине. До сих пор, снедаемая тревогами и заботами, Эллена и не подумала сменить это покрывало, в то время как кое-кто из сестер-урсулинок, оказался куда более внимательным.

Пока Вивальди раздумывал, не зная, какое приискать оправдание, ему стали приходить на ум различные обстоятельства, способные подтвердить предъявленное ему обвинение; он все более убеждался, что вокруг него широко раскинуты вражеские сети. Винченцио подумалось, что не иначе как к происходящему приложил руку Скедони, в угрюмой душе которого, вероятно, зародилось желание отомстить за сцену в церкви Спирито-Санто и за все последовавшие за ней унижения. Поскольку Вивальди ничего не знал о том, что маркиза поддерживала честолюбивые надежды Скедони, юноше не представлялось невероятным участие монаха в аресте сына его покровительницы. И разумеется, Винченцио не мог и подозревать, что Скедони проник в тайны, позволившие ему не бояться гнева маркизы и принудить ее к молчанию и повиновению.

В убеждении, что нынешний поворот судьбы искусно направлен отцом Скедони, Вивальди застыл, пораженный ужасом, и с неизъяснимой тоской глядел на Эллену, которая, придя в сознание, беспомощно простерла к нему руки и взмолилась о спасении.

— Не оставляй меня, — жалобно сказала она, — только рядом с тобой я чувствую себя в безопасности.

При звуках любимого голоса Винченцио очнулся от оцепенения и, в ярости обернувшись к негодяям, которые с угрюмым видом стояли вокруг, приказал им удалиться либо готовиться испытать на себе его гнев. В тот же миг те обнажили мечи, и испуганные вскрики Эллены вкупе с мольбами священнослужителя потонули в шуме битвы.

Вивальди, не желавший проливать кровь, ограничивался обороной, пока ожесточенные атаки одного из врагов не вынудили его пустить в ход все свое умение и силу.

Он поверг наземь одного из негодяев, но сноровки его все же недостало, чтобы отбиться от двух других, и Винчен-цио был уже близок к поражению, когда у двери раздался топот и в часовню ворвался Пауло. Увидев, что вооруженные незнакомцы вот-вот одолеют его господина, Пауло с яростью ринулся на помощь. Он сражался с безоглядной храбростью и свирепостью до тех пор, пока (в то самое мгновение, когда его противник пал) в часовню не вошли еще несколько головорезов; вскоре Вивальди с верным Пауло были ранены и разоружены.

Эллена, которую удержали чьи-то руки, когда она пыталась броситься меж сражавшихся, видя Винченцио раненным, возобновила попытки вырваться на свободу; свои усилия девушка сопровождала такими отчаянными мольбами и жалобами, что едва не тронула сердца окружавших ее головорезов.

Израненный Вивальди, схваченный врагами, вынужден был беспомощно наблюдать горестное положение своей невесты. Он обратился к старому священнику с безумной мольбой защитить девушку.

— Я не смею ослушаться святой инквизиции, — отвечал бенедиктинец, — не говоря уже о том, что мне не приходится тягаться силами с ее служителями. Несчастный юноша, пойми наконец: кто противится инквизиции, тот обрекает себя на смерть.

— Смерть? — вскричала Эллена. — Смерть?

— Ах, госпожа, именно так, и не иначе.

— Напрасно, синьор, вы не вняли моему совету, — сказал один из чиновников, — а теперь вам предстоит горькая расплата. — И он указал на раненого, недвижно лежавшего на полу часовни.

— Моему господину расплачиваться не за что, — вмешался Пауло, — потому что это моих рук дело; мне бы только вырваться, и я бы уложил еще парочку, даром что меня всего успели исполосовать вдоль и поперек.

— Молчи, мой добрый Пауло, ты здесь ни при чем. — Обратившись к чиновнику, Вивальди добавил: — Не о себе я пекусь — я свой долг исполнил, — а о своей невесте. Как можете вы без жалости взирать на это чистейшее и беззащитное создание! Неужто вы, как варвары, готовы увлечь к погибели жертву наглого, вопиющего оговора?

— Что проку ей от нашей жалости; так или иначе мы должны выполнить приказ. Она предстанет перед судом, а уж ему решать, справедливо ли обвинение.

— Какое обвинение? — спросила Эллена.

— В нарушении монашеских обетов, — ответил ей священник.

Эллена возвела глаза к небу.

— В довершение всего еще и это! — воскликнула она.

— Вы слышите, она сознается в преступлении, — произнес один из злодеев.

— Нет, — возразил Вивальди, — она говорит о чудовищной злобе, что преследует ее. О Эллена, и я должен отдать тебя на их милость, расстаться с тобой навеки!

Отчаяние на мгновение придало ему силы, он вырвался из рук чиновников и заключил Эллену в прощальные объятия, девушка же, склонившись на его плечо, рыдала так, будто у нее разрывалось сердце. Окружавшие их злодеи не решались прервать эту печальную сцену.

Страстный порыв исчерпал силы Вивальди; сломленный тоской и потерей крови, он разжал объятия и опустился на пол.

— Неужто вы не поможете ему, — вскричала Эллена в отчаянии, — вы оставите его здесь, на полу, умирать?