Итальянец

Едва священник успел приступить к свершению обряда, как шум за дверями вновь привлек внимание Эллены. Дверь во второй раз потихоньку отворилась, и исполинского роста человек, пригнувшись, шагнул внутрь. В руках у него был факел, при свете которого, в проеме раскрывавшейся двери, Эллена разглядела других людей, оглядывавших часовню через плечо первого. Свирепые лица и необычные одеяния пришельцев в тот же миг убедили Эллену в том, что перед ней не бенедиктинцы из ближайшего монастыря, а жуткие посланцы злых сил. Она издала сдавленный крик и рухнула бы на пол, если бы ее не подхватил жених, но причину ее внезапного ужаса он понял лишь тогда, когда заслышал за спиной стремительные шаги. Винченцио обернулся и узрел, что к алтарю устремились несколько вооруженных незнакомцев в одеждах в высшей степени странных.

— Кто вы, осмелившиеся вторгнуться в сей священный предел? — вопросил он сурово, поднимаясь с пола, где лежала Эллена.

— Кто сии дерзновенные, посягнувшие на святость храма? — вскричал, в свой черед, и священник.

Эллена лежала в беспамятстве, и, поскольку незнакомцы приближались, Вивальди схватился за меч, дабы защитить свою невесту.

Священник и Вивальди заговорили одновременно, так что слов их было не различить, но тут раздался оглушительный голос, подобный раскату грома, и пелена неведения мгновенно рассеялась.

— Ты, Винченцио ди Вивальди, житель Неаполя, и ты, Эллена ди Розальба, с виллы Альтьери, именем святейшей инквизиции мы призываем вас сдаться!

— Инквизиции? — проговорил Вивальди, не веря своим ушам. — Здесь какая-то ошибка.

Чиновник, не удостоив его ответом, повторил свой призыв.

Изумленный Вивальди добавил:

— Если вы рассчитываете внушить мне, будто наши особы привлекли внимание инквизиции, то, значит, вы чересчур полагаетесь на мое легковерие.

— Синьор, верить или нет — ваше дело, но вы арестованы, и эта госпожа тоже, — ответил старший чиновник.

— Прочь, мошенник, — Вивальди вскочил на ноги рядом с простертой на полу Элленой, — или мой меч проучит тебя за дерзость!

— Вы посягаете на служителя инквизиции! — воскликнул негодяй. — Скоро вы узнаете, как поступает священное братство с теми, кто не повинуется его приказам.

Опередив Вивальди, в разговор вступил священник:

— Если вы доподлинно служитель этого суровейшего из трибуналов, предъявите нам доказательства, что вы облечены его доверием. Не забывайте, что пребываете в стенах святилища и обман вам не простится. Вы ошибаетесь, полагая, что я предам в ваши руки лиц, нашедших здесь убежище, не будучи уверен, что этого требует от меня упомянутое вами могущественное сообщество.

— Предъявите мне приказ, — с высокомерным нетерпением потребовал Вивальди.

— Вот он, — ответил чиновник, доставая какой-то черный свиток и протягивая его священнику. — Читайте и удостоверьтесь!

Один взгляд на свиток заставил бенедиктинца содрогнуться, но он все же взял пергамент в руки и принялся внимательно изучать. Сорт пергамента, оттиск печати, необычное письмо, а также рад тайных знаков, ведомых лишь посвященным, — все убеждало в том, что документ и в самом деле исходит от Святой Палаты. Священник выронил свиток и уставил на Вивальди взгляд, исполненный изумления и безграничного сострадания. Винченцио наклонился, чтобы поднять свиток, но чиновник опередил его.

— Несчастный юноша! — проговорил священник. — Сомнений нет, грозное судилище призывает тебя к ответу за совершенное тобой преступление, своим вмешательством не попустив меня сотворить кощунство!

Вивальди застыл как громом пораженный.

— Что это за преступление, святой отец, за которое меня призывают к ответу? Сколь дерзок и изощрен должен быть обман, коли даже вы ему поддались! Что за преступление, что за кощунство?

— Не ожидал я, что ты так закоснел в грехе! Одумайся! Не добавляй к безудержным страстям юности наглую ложь! Тебе лучше, чем кому-либо другому, известно, что ты совершил.

— Ложь? — вскипел Вивальди. — Но ваши почтенные лета и священное облачение служат вам защитой. Что же до негодяев, которые посмели обвинить невинную жертву, — Винченцио указал на Эллену, — то им не уйти от моей мести.

— Одумайся! Смирись! — взывал священник, удерживая его руку. — Сжалься над самим собой и над ней. Неужели тебе неведомо, какую кару ты на себя навлекаешь неповиновением?

— Не знаю и не хочу знать, а Эллену ди Розальба я буду защищать, покуда жив. Пусть только приблизятся.

— На нее, на ту, что лежит в беспамятстве у твоих ног, падет гнев оскорбленных служителей закона — на нее, на твою сообщницу во грехе.

— Сообщницу во грехе? — воскликнул Вивальди с изумлением и гневом. — Мою сообщницу?

— Безумный юноша! Разве не выдает ее вины носимое ею покрывало? Уму непостижимо, как я не замечал его ранее!

— Вы похитили монахиню из монастыря, — сказал старший чиновник, — и за это преступление будете привлечены к ответу. Если вы уже довольно покрасовались в позе героя, синьор, извольте следовать за нами, наше терпение на исходе.