Мы выпили у стойки на вокзале по чашке кофе, и неугомонный Маладжиджи сбивчиво рассказал мне о своей жизни. Он не женат. У него был чудный ребенок, и он умер. Он бросил школу вскоре после меня, так и не закончив ее. Однажды во время переэкзаменовки он вспоминал обо мне. Его настоящей школой была борьба за существование. А сейчас разные фирмы просто рвут его на части. Он знает четыре языка. И вот его отправляют в Китай.
Сославшись на то, что я спешу, хотя это была неправда, потрясенный и уничтоженный, я наконец отделался от него. Я пришел домой, еще взволнованный встречей, в голове у меня царила сумятица, мысли обращались то к моей бесцветной юности, то к дерзкой необычайности этой судьбы. Не то чтобы я завидовал ему или он мне так уж понравился, нет, но меня почему-то мучил неожиданный контраст нашего общего бесцветного прошлого и его яркой и необычной теперешней жизни, кусок которой мне мельком пришлось увидеть.
Дома никого не было, потому что Чилия теперь часто уходила работать к соседке. И я сидел и думал один, в темной комнате, слабо освещенной синим язычком газовой горелки, на которой спокойно кипела кастрюля.
Много вечеров провел я вот так, в одиночестве, кружа по комнате или бросаясь на кровать, весь во власти оглушающего молчания пустоты, которая постепенно смягчалась мягкой мглой вползавших в комнату сумерек. Далекие и близкие шумы города — крики детей, грохот улиц, птичьи голоса — до меня едва доносились. Чилия быстро заметила, что, придя домой, я не обращаю внимание на ее отсутствие, и теперь, не бросая шитья, при звуке моих шагов она высовывалась из дверей Амалии и окликала меня. Тогда я заходил туда с безразличным видом, перекидывался с ними двумя-тремя фразами и однажды всерьез спросил у Амалии, почему она перестала к нам заходить; ведь у нас было гораздо светлее! Амалия ничего не ответила, а Чилия отвела глаза и покраснела.
Однажды ночью, желая ее чем-то развлечь, я рассказал ей о Маладжиджи, и она смеялась счастливым смехом, слушая мои описания этой странной личности. Но я тут же вслух позавидовал ему: он-то добился удачи, уехал в Китай.
— Мне бы тоже хотелось, — вздохнула Чилия, — так бы хотелось, чтобы и мы с тобой поехали в Китай.
Я усмехнулся:
— Разве только на фотографии, которую мы пошлем Маладжиджи!
— А нам разве не нужна фотография? — сказала Чилия, — Джорджо, ведь мы ни разу вместе не сфотографировались!
— Чего ради бросать деньги на ветер!
— Ну, пожалуйста, давай сфотографируемся!
— Но мы же и так все время вместе: и днем, и ночью. И потом, я не люблю фотографий.
— Мы поженились, и у нас не останется на будущее никакой памяти! Давай сделаем хоть одну фотографию!
Я ничего не ответил.
— И это будет недорого. Плачу я.
— Фотографируйся с Амалией, если тебе так хочется.
На другое утро Чилия лежала, повернувшись к стене, спутанные волосы падали ей на глаза, и она не смотрела в мою сторону. Я хотел приласкать ее, но, заметив сопротивление, разозлился и встал. Встала и Чилия и, умывшись, подала мне кофе, не глядя на меня, все с той же спокойной настороженностью. Я ушел, не сказав ни слова.
Вернулся я через час.
— Сколько у нас на книжке? — спросил я.
Чилия удивленно на меня посмотрела. Она сидела за столом, и лицо у нее было растерянное.
— Я не знаю. Ведь она у тебя. Наверное, лир триста.
— Триста и пятнадцать и еще шестьдесят. Вот они, — Я положил пакет на стол. — Трать их как хочешь. Давай повеселимся. Они твои.
Чилия поднялась и подошла ко мне.
— Зачем это, Джорджо?
— Затем, что я был дурак. Слушай, не хочу я об этом говорить. Если денег так мало, стоит ли их считать? Ты еще хочешь фотографироваться?
— Джорджо, но я хочу, чтобы и ты был доволен.
— Я доволен.
— Я так тебя люблю.
— И я. — Я взял ее за руку, сел и посадил Чилию к себе на колени. — Положи сюда голову, — Я говорил ласковым шепотом, и она молча прижалась лицом к моему лицу. — Когда мы едем?
— Все равно, когда хочешь, — прошептала она.
— Тогда слушай, — я погладил ее по голове и улыбнулся. Чилия, вздрогнув, прижалась к моей груди и поцеловала меня, — Маленькая, давай-ка подумаем. У нас есть триста лир. Давай плюнем на все и совершим, наконец, маленькое путешествие. Но прямо сейчас. Сию минуту. Если мы долго будем размышлять, мы раздумаем. И никому не говори, даже Амалии. Ведь это всего на один день. Это будет свадебное путешествие, которого в свое время у нас не было.
— Джорджо, а почему ты тогда не захотел? Ты говорил тогда, что это глупости.
— Да, но это-то ведь будет не настоящее свадебное путешествие. Сейчас мы знаем друг друга. Мы стали друзьями. И никто о нас ничего не знает. А потом нам это просто необходимо. Разве нет?
— Конечно, Джорджо, я так рада. Куда мы поедем?
— Не знаю, куда-нибудь недалеко. Хочешь, поедем к морю? В Геную?