Итальянские альпийские стрелки на Русском фронте 1942–1943

Перед нами, за два дня до этого, прошла дивизия «Тридентина», еще относительно свежая и с объединенными силами прорвала позиции русских, которые были на ее пути. Итак, во время первой ночи отступления некоторые части из дивизии «Тридентина» отступали пешком на расстояние шестьдесят и более километров, в ужасных условиях. Во время марша эти части были атакованы два или три раза на морозе, когда температура достигала сорока градусов.

/…/

Вечером 19 января батальон «Валь Чисмон» оставался еще несколько севернее Россоши, он был оставлен в качестве арьергарда. «Ночью с девятнадцатое на двадцатое, – рассказывал дон Бреви (капеллан батальона), – батальон получил приказ начать отступление и двигаться на запад». Тяжелые и жестокие бои были весь день двадцатого, тяжелораненых было десятки и десятки, мы не знали, как их транспортировать. В полдень двадцатого числа полковник Лавиццари, командир 9-го полка и майор Валенти решили собрать раненых в трех избах и оставить их под присмотром одного медика. Два капеллана, среди которых был дон Бреви, захотели остаться с ранеными, полковник Лавиццари хотел воспрепятствовать этому, потому что советские войска более уважительно относятся к медикам, чем к священникам.

Долго искали среди медиков холостяков, здесь судьба выбрала младшего лейтенанта Фаббрини из 65-й роты батальона «Валь Чисмон». Он сознательно остался. На следующий день двадцать первого января, оставшиеся из 9-го полка альпийских стрелков (часть штаба, батальон «Валь Чисмон» и другие части, в общей сложности пять тысяч человек), подверглись новой атаки, в то время как они продолжали движение в арьергарде длинной колонны, которую возглавляла дивизия «Тридентина». На пути следования было три сарая в каком-то колхозе, в которых альпийские стрелки забаррикадировались и несколько часов вели бой под интенсивным огнем танков и ручного оружия русских. «В сараях, где окопался батальон «Валь Чисмон, – продолжал рассказывать дон Бреви, – шквалом огня буквально были изрешечены все стены и крыша. Там были также артиллеристы из 18-й батареи…».

/…/

… Штаб приказал капитулировать, но альпийские стрелки отстреливались еще час, перед тем как выполнить приказ…». Мой друг лейтенант Италико Нонино, полагаю, нашел конец в этом аду.

Сейчас я знаю выход из котла, но тогда мы обсуждали положение и теряли надежду еще не так далеко от Дона. А восточнее, двести или триста километров восточнее, были итальянские и немецкие поезда, перевозившие людей и различные материалы, которые попали в окружение, не догадываясь об этом. Советское наступление было такое быстрое, что парализовало также и германские службы тыла. На одной железнодорожной станции немецкий начальник станции дал поездам свободный путь для продолжения движения, а через два часа, прибыв на следующую станцию, солдаты в окошки вагона увидели русских военных. Прибывшие из Дрееда или из Удине, попали прямо внутрь котла, ничего не подозревая.

Об этом мы узнали позже, потому что генерал Габриэле Наши, командир Альпийского армейского корпуса, находился во главе колонны на марше из окружения. Он находился с двумя или тремя своими офицерами на гусеничной машине из XXIV германского танкового корпуса. На другом таком же транспортном средстве видели отъезжавшего из Подгорного генерала Эйбля, командира того же XXIV корпуса и его начальника штаба полковника Хейдкампера, как рассказал офицер связи Джиузеппе Гизетти.

Далее привожу фрагмент рассказа, составленного по записям Джиузеппе Гизетти летом 1943 года, без каких-либо комментариев относительно отступления во главе колонны.

«Двадцать первого января, вскоре после полуночи, мы двигались также на двух тягачах. Мы были последними в колонне на затяжном подъеме. Альпийские стрелки шли как проклятые той светлой и очень холодной ночью. Не было слышно ни единого слова, ни единого крика, ни одной жалобы. В четыре часа мы остановились, в голове колонны услышали шум стрельбы: русские заняли Новохарьковку и преградили путь к Ольховатке. Генерал Эйбль сидевший на головном тягаче приказал двигаться дальше; вдруг резкая вспышка взрыва и генерал падает на снег. Большая часть его тела была изранена и одна нога свисала только на сухожилиях. Но в колонне не было медиков».

/…/ Кричали: «Медик! медик!». Альпийские стрелки, казалось, стояли черной стеной. Никто даже не повернул головы. Однако какой-то медик все же нашелся. Узнали, что раненым был генерал Эйбль. Но немцы есть немцы, в особенности на борту машины».