«Мы постарались как-нибудь приспособить Эйбля, – продолжал он, – мы его осторожно посадили на заднее сиденье. По приказу полковника Хейдкампера немедленно возобновили движение. Первый тягач преодолел реку без проблем. Но когда проходил второй, в котором находился умирающий Эйбль, артиллерийский снаряд взорвался под гусеницей, разбив лед. Тягач опустился вниз и сразу погрузился в воду, которая была почти по грудь. Генерала перенесли на другой тягач. Также был спасен радиопередатчик, который следовал на прицепе и был единственным средством связи с внешним миром вне окружения.
Под давлением масс русских войск отступали в северном направлении, где еще оставалась свободная дорога. Под огнем нескольких Т-34, которые стреляли с восточного берега, возобновили движение, на этот раз во главе колонны, которая следовала почти бегом. Около полудня полковник Хейдкампер приказал остановиться и обращался в штаб группы Армий с просьбой прислать самолет «Аист» для эвакуации генерала Эйбля, здоровье которого продолжало тем временем ухудшаться и он хотел исповедоваться. Связаться удалось, но от «Аиста» новостей не было…
В четырнадцать часов мы возобновили марш. После примерно часа пути мы увидели Кравцовку, которая была в то время занята дивизией «Тридентина». В хлеву одного колхоза было нагромождение сотен раненых и обмороженных, капеллан дон Гнокки бегал вперед и назад, он был в ужасе.
Генералу Эйблю без наркоза ампутировали левую ногу. Как только стало темнеть в избу перенесли Эйбля, находящегося в агонии, а через некоторое время он умер. С рассветом (двадцать второго января) мы собирались в дорогу, колонну сопровождали шедшие впереди четыре самоходных орудия, это все, что осталось… На восточной стороне Калитвы ожидался подход советского полка при поддержке дюжины танков.
Первый батальон альпийских стрелков атаковал, не ожидая приказов, но через короткое время должен был остановиться. Смешались массы людей, возникла адская путаница, обозы смешались с авангардом. Поднявшись на возвышенность, мы увидели потрясающее зрелище. Масса, безграничная и бесформенная, более двадцати тысяч человек, которые размещались на площади размером в один на четыре километра. На этот муравейник сыпались снаряды, мины и гранаты пехотинцев, а также их обстреливали из танков, находящихся на противоположном берегу. Мы вновь двинулись вперед. Позади тягача были привязаны на тросе сани, на которых находилось тело Эйбля. Два часа спустя, заметили, что саней с телом Эйбля больше не было, мы входили в Шелякино в страшном беспорядке».
Теперь мы в Шелякино. Мы были на вершине одного подъема, а в трех или четырех километрах впереди, на вершине следующего подъема, стояли избы, покрытые снегом. Это было Шелякино. Мы разделились, потому что часть головной колонны сражалась, чтобы войти в населенный пункт, занятый русскими. Голова колонны, рассредоточившись, поднималась два километра по дороге в гору, чтобы добраться до первых домов. Не известно точно, была ли дивизия «Тридентина» с нами в этой колонне или она уже прошла раньше, день назад, или час назад. Также название Шелякино возвращает меня мысленно в ту ночь. Позади колонна шла веером, а впереди массы шли плотнее, напоминая большое похоронное шествие, только менее упорядоченное. Кроме того, наша скорость была больше, чем у похоронного шествия, но ненамного. Мы устали, едва держались на ногах, понимали, что немногие из нас выйдут, продвигаясь вперед вне разбитой дороги, по свежевыпавшему снегу. Слышали, что за этим населенным пунктом была немецкая линия обороны. Мы шли молча.
На подъеме впереди всех веером шли альпийские стрелки, которые выделялись черными точками на снегу, а снаряды разрывались в самой гуще людей. Видели яркие вспышки, и черные воронки появлялись повсюду, воронки мы видели, но настолько были измучены, что взрывы ощущали едва-едва. Может быть, глубокий снег приглушал грохот. Наоборот, лучше были слышны ответные выстрелы двух или трех наших 75-мм орудий (75/13), которые размещались на дне долины, между нами и Шелякино, стреляли они за нашей спиной. Наше шествие устремилось на дно долины, обтекая с двух сторон орудия, которые стреляли, и вновь соединялось через двести метров впереди.