Из достоверного источника известно, что штаб Альпийского армейского корпуса пытался наладить радиосвязь со штабом дивизии «Юлия», но это не получилось. Но я находился в другой части, которая также пыталась найти связь со штабом армейского корпуса напрямую с помощью вестовых. Могу, однако, сказать, не боясь преувеличить, что такая связь была абсолютно невозможна после трех или четырех дней с момента начала отступления. Выделять людей из штаба корпуса, чтобы найти один штаб, находящийся в движении какое-то время в открытом поле, когда направления движения продолжают меняться, будет абсолютно абсурдным. Такие задания обречены на провал по времени, которое необходимо для операции. Эффективная и своевременная связь могла быть осуществлена в этих условиях только по радио. Но его не было. Высший состав штаба «Юлия» в Валуйках был разгромлен, также как и головные части колонн дивизий «Виченца» и «Кунеэнзе».
/…/
У меня перед глазами сейчас карта района трехсоттысячного масштаба с отметкой пути следования и боев дивизии «Тридентина». Было ясно, что судьба была более благосклонной к нашей небольшой группе. На выходе из Шелякино дивизия «Тридентина» и смешанные части продолжали путь по дуге с общим направлением на юг, придерживаясь ориентира на Валуйки, и потом поднимались на север.
О том, что начался разгром, подтверждали происходящие события, в этом не было сомнений. На этом пути колонна была атакована и должна была сражаться, по крайней мере, два раза, в Николаевке (малой) и в Малакеево. Наша группа двигалась по дуге, большой колонной. К счастью, по более короткому пути. Мы ориентировались по моему компасу. Ориентиры мы выбирали из телеграфных столбов, или какого-нибудь очертания, которое выделялось на горизонте. Прибыв к ориентиру, мы устанавливали другой, и так шли час за часом на запад. После некоторого времени к нам присоединился один альпийский стрелок, которого тащил вперед мул.
Равнина простиралась до горизонта, как бесконечный бильярдный стол, покрытый льдом. Вначале небольшой, потом сильнее, затем поднялся очень сильный ветер. Снежная пыль поднималась вихрем, который уменьшал видимость и затруднял дыхание, ветер дул с запада, мы должны были почти через каждый шаг поворачиваться спиной для восстановления дыхания. Один офицер из снабжения, который теперь был с нами, начал кричать от боли в обмороженных руках. «Помогите мне», – говорил он плачущим голосом. «Держись», – кричали мы в пургу. «Должны держаться до конца», – хотя вокруг не было ни одного кустарника.
Не стимулировала нас и окружающая местность, вовсе не похожая на родные места. На остановках просто падали на снег. Мы проходим десяток шагов, потом поворачиваемся, оглядываясь. Ничего не видно, воздух полон удушливого белого дыма. Потом остановились, наконец, на отдых вокруг кустарника высотой с полметра, стояли на коленях или сидели, несмотря на вьюгу и ветер, который казалось, переносит нашу дорогу. Прошло полчаса, или даже больше, пока разожгли огонь из какой-то сухой травы, извлеченной из-под снега, с ветками кустарника, получился огонек, на котором растопили котелок снега. Мы положили в него немного концентрированного бульона из моей бутылки и сделали несколько восхитительных глотков горячей жидкости.
/…/
На белом ослепительном просторе впереди выделялась одна тень. Это был человек, немецкий офицер. Он шел, шатаясь, по направлению к Дону. Он был огромным, уверен, выше двух метров ростом. В руках сжимал парабеллум, был в белой одежде грязной и с пятнами крови. Кричал приказы, жестикулируя и смеясь. У него были голубые глаза. Мы кричали, пытаясь тащить его вдвоем под руки. Но он упирался, угрожая автоматом, и мы оставили его в облаках снега, поднятых ветром, который свистел, это было безумство. Мы не видели уже больше его, но слышали еще крики и смех.
/…/
После, примерно через час пути, нам показалось, что на дороге появился низкорослый кустарник. Но в действительности кустарника не было, это были десятки трупов. Все были раздетыми и поэтому не понятно, кто это итальянцы, или немцы, или русские.
Наша группка двигалась в мешке в течение двух дней и двух ночей. Мы были изолированы и не знали всего. В подобных условиях идеальным было передвигаться только в ночное время, избегая каких-либо населенных пунктов и отдыхать днем, скрываясь в снегу. Но не хватало почти всегда съестных припасов и постоянно приходилось находиться под открытым небом, и более того, мы были обессилены и почти все обморожены. Все зависело от любых случайных факторов. Продвигались по компасу, определяя направление с помощью одной только карты большого масштаба, что делало движение затруднительным.