Итальянские альпийские стрелки на Русском фронте 1942–1943

Сейчас дорога пошла на подъем, затем был пологий спуск, это едва заметные, русские горы. Заметили впереди сани, которые двигались из населенного пункта, расположенного в долине. Этот населенный пункт был маленьким, он имел несколько десятков изб, которые почти все располагались в два ряда вдоль центральной дороги. Мы столкнулись с той же проблемой, как и в предыдущий день: заходить внутрь деревни или обойти ее вокруг. Почти все мы имели винтовки или карабины и несколько ручных гранат. Но были окоченевшими и слишком голодными, чтобы долго оставаться в сомнениях.

Деревня была маленькой, и там не могло быть больших сил противника, которые бы смогли там прокормиться. «Или идем, или разделяемся», сказал один альпийский стрелок. То, что избы были обитаемы, было очевидно, из дымоходов шел дым. Какие бы не были сомнения, нам необходимо, безусловно, отогреться и поесть. Мы были как голодные волки зимой у ворот селения. Притаились в снегу, за обрывом, решили входить.

Разделились на четыре группы, чтобы быть менее заметными и закрепиться на рубеже последней группы изб, более отдаленной, каждой группе досталась одна изба. Пять альпийских стрелков оставались за обрывом с мулами, и при необходимости будут стрелять из ручного оружия, прикрывая нас. Мы достигли деревни, спускались быстро вдоль снежного коридора, падая и поднимаясь много раз. Был разгар дня, солнце ярко светило.

Мне врезалось в память несколько минут этого тяжелого эпизода. Я снова вижу, что с пистолетом в руке, сильно стучусь в дверь одной избы. Открывает старик, страх написан на его лице. Длинные бороды, лица судорожно перекошенные, одежды, замерзшие и окровавленные, пистолеты и винтовки в руках, мы имели вид мало напоминающий мирный. Старика отодвинули внутрь. «Тальянски карашо, немецки нет харашо, немецки капут», – продолжал повторять старик: «Итальянцы хорошо, немцы не хорошо, смерть немцам». Мы его хорошо понимаем. В избе старика не было ничего поесть, по крайней мере, мы ничего не нашли. Пошли к ближайшей избе, дверь открыл ребенок. Мы вошли. Вокруг стола сидели пять или шесть стариков, женщин и детей. Они ели. У каждого в руке деревянная ложка и черпали из одной суповой миски, поставленной в центре стола. Смотрели на нас потрясенные с ложками, застывшими в воздухе, суповая миска дымилась на столе, все сидели неподвижно. Мы в одно мгновение, вырвали из их рук ложки и стали черпать из суповой миски, поднося ко рту картофельный бульон, стоя на ногах среди них сидящих, в одной руке оружие и в другой ложка, которая двигалась непрерывно туда и обратно, расплескивая суп.

Минуту назад, возможно, эта сцена показалась бы смешной. Но этот хороший горячий суп! Ничего больше. Потом взрыв, другой, третий ручных гранат вместе со взрывами противотанковых снарядов, и шквальный огонь рядом, и глухие очереди русских автоматов. Я опустил ложку на стол между сотрапезников, схватил с полки горшок молока, который успел заметить. Выскочил на дорогу и вижу, как во сне, крышу избы и как один мул от взрыва подлетел на метр, русские солдаты бегут, пригнувшись между избами, как странно. Показываю рукой и кричу: «Там!» Там был бронеавтомобиль белого цвета, который медленно поворачивался и стрелял, около колодца по середине дороги, за которой было несколько укрывшихся альпийских стрелков. Смотрю краем глаза, как ломается на тысячи осколков блестящий лед у колодца, слышу выстрелы за спиной и скорее бегу вперед, со всей силы прильнул к стене, позади одной избы. Из-за угла избы вижу ствол автомата, который стрелял, подпрыгивая от выстрелов. Горшок, который держал в руках, поставил на снег. Подошли три альпийских стрелка, также как я прильнули к стене. Из четырех или пяти ручных гранат, которые мы бросили за угол, взорвались две, остальные не сработали. Перекресток, похоже, освободился. Снова схватил горшок, прыгнули почти все вместе, с громким криком. Мы удираем по дорожке среди изб зигзагом, я с горшком молока, прижимая его к груди левой рукой.

Это молоко. Мы бежали по глубокому снегу, отдельно друг от друга, как-то неуклюже. За последней избой была замерзшая канава и длинный ряд деревьев. На бегу, горшок всегда прижимал к груди, как мать прижимает младенца. Пули свистели и ударяли о стволы деревьев, слышу, мои товарищи пыхтят как паровозы. Молоко выплескивалось через край горшка и попадало на шинель, сразу замерзая, создавая белые сосульки. Наконец спрятались за стволами деревьев, пройдя немного дальше вперед, перехватил горшок сбоку. Божественное молоко. Дальше впереди было еще препятствие.

Пили по кругу из горшка остатки содержимого. Один альпийский стрелок имел рамку с медом, у другого были полные карманы муки. Снова собрались. Нас осталось двенадцать человек.

Седьмая часть