Итальянские альпийские стрелки на Русском фронте 1942–1943

Не знаю, сколько часов мы шли одной темной колонной в снегу. Шли по направлению на запад, полагая, что встретим наших. Мы встречали: отставших из дивизии «Тридентина», остатки из дивизий «Кунеэнзе» и «Юлия» и из пехотной дивизии «Виченца», немцев и венгров. Всех их можно было отличить теперь только по лицам. Одежды были теперь у всех схожие, без знаков различия, похожи друг на друга и итальянцы, и немцы, и венгры.

Проходили небольшие группы, которые почти все были из дивизии «Виченца». Встречались сани с ранеными и редкие мулы. Мы вошли в колонну без разговоров, не просили и не спрашивали ничего. Шли по направлению на запад и ничего другого. Кто был, кого не было. Колонна была тонкой, но очень длинной, не было видно ни начала, ни конца. Встречались отряды альпийских стрелков вооруженные до зубов с пулеметами на санях; другие альпийские стрелки и пехотинцы, отставшие, были все безоружными. Одни и другие отряды перемешивались между собой.

/…/

Деревенские хижины Украины были пустые, так же как и погреба, предназначенные для хранения и защиты от мороза в длинные зимы продуктов питания, используемых в семье: картошка, мука белая и желтая, мед, маринованные овощи, подсолнечное масло. В эти тесные погреба вход был через откидную дверцу в полу большой комнаты избы. За долгие переходы колонны все откидные дверцы были широко распахнуты и погреба опустошены, никаких съестных припасов. Пару раз шарили в темноте, мне приходилось нащупывать руками, обдирая их обо что-то. Там были только прелые репы, загнившие мокрые, покрытый плесенью рассол, который их пропитывал; мы ели и это в дороге, ели часто всякую гниль. Под шкафчиком в продовольственной лавке однажды вечером нашли кусок жженого сахара. У нас был ломоть свиного сала, кипятили снег, сало и жженый сахар вместе с молоком; мы выпили эту смесь, скривив рот.

Всегда искали что-нибудь поесть, рискуя покинуть колонну около какой-нибудь деревни, которая появлялась на достаточном расстоянии от дороги, чтобы быть не разграбленной, или довольно близко, чтобы быть захваченной русскими. Мы были обессилены, и эти короткие отклонения от курса служили для нас настоящими экспедициями. Мы установили очередность и ходили группами по пять или шесть человек. Возвращались с картошкой или репой или с карманами полными пшена или желтой муки, или с куском меда. Или ни с чем. В одной пустынной деревни нашли только полудохлую курицу. Я едва держался на ногах, после долгого преследования и должен был убить ее одним выстрелом из пистолета в голову, не было никакого другого способа захватить ее.

/…/

Однажды солнечным днем немецкий самолет «Аист» пролетел над нами, потом второй раз; этот полет над нашими головами произвел на меня эффект какого-то утешения. Он поднимался в небо наверняка с какого-нибудь аэродрома, еще не занятого русскими, так мы рассуждали в то время.

На борту этого «Аиста» был лейтенант из дивизии «Юлия», Джиузеппе Гизетти. «Головная колонна, – говорил мне Гизетти, вспоминая, – была как один черный хвост, длинной около сорока километров, т. е. в два дня марша.

Мы находились на дне долины, в которой помещались две трети головной колонны. Ходили по избам, мародерствуя, чтобы раздобыть что-нибудь на пропитание, или чтобы поспать немного в окружении блох; мы были как глисты в замкнутом пространстве, постоянно в движении. Колонна, при замедлении движения, утолщалась впереди, или если впереди происходили столкновения или бои. В другом случае становилась тоньше, при увеличении скорости движения. Послышался орудийный грохот с востока, пришлось покинуть избы только после нескольких минут остановки, несмотря на то, что была ночь. Шли в темноте, все ругались, «Эта линия немецкой обороны, – говорили мы, – где она находится?»

Наступившая темнота рождала неотступную мысль: где отыскать помещение, хотя бы на несколько часов, чтобы избежать смертельной опасности, которой мы подвергались, проводя ночь под открытым небом. Если изб не хватало, что случалось очень часто, вспыхивали бурные споры и драки. Приходилось слышать громкие возгласы «раус!» если прибывали позже. Или сами яростно кричали, если прибывали первыми.