Итальянские маршруты Андрея Тарковского

Не стоит полагать, будто Ланг исходил исключительно из каких-то идеалистических соображений и любви к искусству. История Тарковского в Италии, безусловно, начиналась именно так, но во Франции он оказался вовлечённым в довольно серьёзную политическую игру. Министра, равно как и Миттерана, интересовали грядущие парламентские выборы, которые состоятся 16 марта 1986 года. Тайное стало явным, когда за месяц до даты народного волеизъявления в прессе начали появляться статьи о всесторонней поддержке социалистов и, в частности, самого Ланга. Вот, например, материал[1051] одной из главных национальных газет: «Шестнадцать деятелей мировой культуры только что обратились с призывом в связи с предстоящими во Франции 16 марта сего года выборами. В этом воззвании говорится: „Вот уже пять лет возглавляемая президентом республики и Жаком Лангом Франция переживает невиданный культурный подъем, снискав огромное международное признание. Да будет продолжено начатое!“ Вот эти шестнадцать деятелей: Сэмюэл Беккет (лауреат Нобелевской премии по литературе), Артур Миллер, Ингмар Бергман, Эли Визель[1052], Габриэль Гарсиа Маркес (лауреат Нобелевской премии по литературе), Лоренс Даррелл, Зубин Мета, Уильям Стайрон, Андрей Тарковский, Леопольд Седар Сенгор, Фрэнсис Форд Коппола, Анджей Вайда, Акира Куросава, Альберто Моравиа, Грэм Грин, Умберто Эко». Заметим также, что, согласно дневнику[1053], подписать письмо Тарковского просил не сам Ланг, а муж Марины Влади, онколог Леон Шварценберг, которому Андрей, без преувеличения, был обязан жизнью.

При изучении этого списка, обращают на себя внимание два обстоятельства. Во-первых, подавляющее большинство фамилий многократно появлялось на страницах настоящей книги в том или ином контексте. Это авторы близкие, «имеющие отношение» к Тарковскому, или попросту входящие в круг его общения. Во-вторых, в этом «ударном» перечне, вопреки названию статьи, нет ни одного француза. Да, положим, Беккет, Визель, Даррелл и Сенгор некоторое время прожили в этой стране. С натяжкой можно добавить сюда Моравиа и Тарковского, но урождённых французов здесь нет.

Это во многом отражает сложную политическую картину в местном обществе, подтвердившуюся итогами выборов: впервые в истории Пятой республики парламентское большинство получила оппозиция президента, то есть — правый сектор. Перевес был крохотным, всего в несколько процентов. Вдобавок, левых депутатов, вопреки итогам, всё равно оказалось чуть больше, но как факт это имело огромное значение.

В довершение всего следует отметить, что сам Тарковский согласия на использование его фамилии не давал. Возникает вопрос, давали ли Беккет и другие? Выход упомянутой статьи изрядно огорчил Андрея, и он будет неприятно удивлён, когда Шварценберг впоследствии[1054] попросит его вновь встретиться с Лангом.

Режиссёр вернулся в Италию и пробыл там около месяца, занимаясь монтажом картины. При посредничестве Терилли, состоялось его знакомство с Бенедетто Бенедетти, которого Тарковский характеризует в дневнике, как «сумасшедшего». В действительности, Бенедетти был человеком чрезвычайно разносторонним: историк, археолог, писатель, художественный критик, педагог… Для режиссёра подобное многообразие означало дилетантизм во всём. В тот момент Бенедетто предстал перед ним, как оперный обозреватель, настойчиво предлагавший перенести «Бориса Годунова», а затем и «Летучего голландца» из Лондона во Флоренцию.

Заметим, что в «Мартирологе» Тарковский характеризует этот период, как «ужасный», что, надо полагать, скорее имеет отношение к личной и бытовой ситуации, нежели к творчеству. Из-за того, что в квартире без удобств существовать было затруднительно, режиссёр сгоряча даже написал[1055], будто готов поблагодарить мэра «за гостеприимство» и уехать из колыбели Возрождения. Однако заниматься монтажом в Италии ему было удобно только здесь. Тем не менее периодически им с женой приходилось уезжать в Роккальбенью, чтобы глотнуть спокойствия и относительного комфорта, но, как назло, там тоже шёл ремонт…