Режиссёр очень старался, чтобы никто ничего не узнал. Важнейшую роль для него здесь играло то, что, помимо прочего, это ставило бы крест на всех планах и будущей работе, поскольку ни один западный продюсер не подпишет контракт со стремительно умирающим человеком.
В дневнике Тарковский отметил, что следовало бы застраховать свою жизнь в Италии. Теперь же это не удастся. Он думал, как сделать, чтобы семья получила побольше денег после его кончины. Начиная с 15 декабря, он писал о смерти, как о чём-то происходящем с ним здесь и сейчас. Мыслей о себе всё меньше, главным образом он переживал за домочадцев. С огромной нежностью Андрей думал о Ларисе: как сообщить жене?.. Как «своими руками нанести ей этот ужасный удар?!»[1065]
И об Андрюше… Нужно во что бы то ни стало успеть вывезти его из Москвы, поскольку ему «нужна свобода. Нельзя жить в тюрьме»[1066].Тарковский угасал. С каждым днём ему становилось всё хуже. 23 декабря он вернулся в Италию, отдавая себе отчёт, что в Швецию больше не приедет. Стокгольмские врачи сообщили, что жить ему осталось около трёх недель. Он должен был оказаться во Флоренции, как минимум, тремя днями ранее, но не догадывавшаяся ни о чём Лариса всячески старалась задержать мужа, чтобы лучше подготовить квартиру.
Далее Лещиловский был вынужден работать над «Жертвоприношением» в одиночку, хотя режиссёр оставил множество инструкций о том, как должны звучать помещения и герои. Наиболее примечательна история, связанная со звуковым образом Аделаиды. Запись выбранной ещё Тарковским актрисы — а озвучивать героиню должна была не Флитвуд — происходила без него, когда он уже находился в больнице во Франции, но Лещиловский, разумеется, показал ему результат. Андрею он понравился, хотя Михал настаивал, будто можно сделать лучше. Режиссёр рассудил: почему нет? В результате ассистент записал трёх исполнительниц и речь Аделаиды составлена из фонограмм каждой из них. В ходе очередной демонстрации Тарковскому, мастер согласился, что стало значительно лучше. По прошествии лет Лещиловский признаётся, что уже сам не может различить, кто где говорит, тем более что в ряде случаев несколько голосов смикшированы воедино. Это делает случай Аделаиды одним из редких (хоть и не беспрецедентных) в истории кино. А уж сколько дополнительного смысла образу придаёт тот факт, что эта женщина, по сути — триединый «сплав» личностей… Впрочем, тут же приходит мысль: Тарковский к этому не имеет отношения. Словно само искусство потребовало подобной незаурядной работы над голосом жены Александра.
Эта история загадочно рифмуется со случаем Марфы-язычницы из «Андрея Рублёва», визуальный образ которой воплощали три актрисы. В титрах значится лишь Нелли Снегина, но на экране в этой роли появляются также жена Анатолия Солоницына Лариса и некая натурщица. Проблема была, в сущности, аналогичной: ни одна из них в отдельности не могла воплотить язычницу, правда, визуально, а не голосом. Кстати сказать, именно потому место, где снималась новелла «Праздник», в группе называли «островом ненайденной Марфы».
За несколько дней до отъезда в Италию Тарковский писал в дневнике, словно разговаривая с женой, что Пастернак в своей калькуляции, озвученной им на упоминавшемся спиритическом сеансе, был прав, предвидя, что после «Соляриса» режиссёр снимет лишь четыре картины. Важно, что каждый фильм Андрея нёс на себе отпечаток жизненного итога. Это странные домыслы, однако попробуем представить себе, будто жизнь Тарковского оборвалась бы после «Андрея Рублёва». Нотки завещания в этой ленте довольно сильны, и композиционно она построена так, что смысловой апогей находится в финале. Аналогично с «Солярисом», «Зеркалом». Чуть в меньшей степени — с «Ивановым детством» и «Сталкером». В «Ностальгии» и «Жертвоприношении» мотив «последнего послания» артикулирован предельно чётко. Тарковский будто всю жизнь был готов к смерти в любой момент.
Италия, Германия, Франция. Долгожданная встреча. Болезнь и смерть