5. Производитель созидательной художественной силы должен стать частью коммерческого организма, который является мускулом всей современной жизни. Деньги – один из самых чудовищно и грубо серьёзных вопросов реальности, благодаря которому мы живём, поэтому достаточно будет обратиться к ним, чтобы устранить возможность какой-либо ошибки или безнаказанной несправедливости. Кроме того, одна хорошая инъекция деловой сыворотки введёт прямо в кровь творческого интеллектуала точное сознание его прав и его ответственности;
6. Нужно отменить, помимо слов «критика» и «критик», понятия души, духа, художника и все подобные слова, также заражённые пассеистским снобизмом, заменив их точными названиями: мозг, открытие, энергия, церебратор, фантаст…;
7. Решительно сбросить в море всё искусство прошлого, которое нас не интересует и которое, с другой стороны, мы не можем измерить в силу полной и вынужденной нехватки у нас всех подробностей среды, всего фона жизни, в которой оно возникло;
8. Превозносить удивительную важность наших утверждений, касающихся воли гения и футуристского обновления.
Мы искренне рады заключить, что футуризм, рождённый в Милане, промышленной и коммерческой столице Италии, и запущенный 5 лет назад во всём мире поэтом Маринетти в колонках парижского «Фигаро», после победы на поле искусства благодаря словам на свободе, пластическому динамизму, антиизящной плюритональной музыке без квадратуры и искусству шумов, готов вторгнуться также в лаборатории и школы пассеистской науки, музеи и кладбища мумифицированных силлогизмов, камеры пыток свободного творческого безумия.
Б. Коррадини, Э. Сеттимелли
49. Геометрическое и механическое великолепие и числовое восприятие
Мы уже устроили потешные похороны живущей прошлым Красоты (романтической, символистской и декадентской), неотъемлемые части которой – воспоминания, ностальгия, туман легенды, рождённый удалённостью во времени, очарование экзотики, рождённое удалённостью в пространстве, живописность, неясность, сельская простота, дикарское одиночество, пёстрый беспорядок, сумеречная полутень, разложение, потасканность, грязные следы прошлых лет, хруст разрушающихся развалин, плесень, запах гниения, пессимизм, чахотка, самоубийство, кокетство агонии, эстетика неудачи, поклонение смерти.
Сегодня из хаоса нового противоречивого восприятия рождается новая красота, которой мы, Футуристы, заменим прежнюю. Я называю её геометрическое и механическое великолепие.
Её неотъемлемые части: гигиеничное забвение, надежда, желание, обузданная сила, скорость, свет, воля, порядок, дисциплина, метод; ощущение большого города; агрессивный оптимизм, вытекающий из культа мускулов и спорта; беспроволочное воображение; вездесущность, лаконичность и симультанность, рождённые туризмом, деловым миром и журналистикой; жажда успеха, новейший инстинкт рекорда, воодушевлённое подражание электричеству и машине; сжатость до сути и синтетичность; радующая точность хорошо смазанных сцеплений и мыслей; соревнование энергий, сливающихся в единой победной траектории.
Впервые мои футуристские чувства ощутили это геометрическое великолепие на палубе дредноута. Скорость корабля, расстояния выстрелов, объявляемые с фальшборта, поскольку опасность военного столкновения была реальна, необычная жизненная сила приказов, которые отдавал адмирал и которые сразу же начинали самостоятельное существование, отдельно от людей, в капризе, нетерпении и недугах стали и меди: из всего этого исходило геометрическое и механическое великолепие. Я почувствовал, как лирическая инициатива электричества пробежала по брони учетверённых орудийных башен, спустилась по бронированным трубам до порохового погреба, заставив пушки высунуться до предела, так, что показались их стволы. Вверх, наводи, целься, пли, автоматическая отдача, неповторимый путь снаряда, попадание, взрыв, запах тухлых яиц, зловонных газов, ржавчины, аммиака и т. п. Для нас эта новая драма, полная футуристских неожиданностей и геометрического великолепия, в сто тысяч раз интереснее человеческой психологии с её ограниченным числом комбинаций.
Порой большие скопления людей, наплыв кричащих лиц и рук способны нас взволновать. Но мы предпочитаем им великую солидарность озабоченных, старательных и упорядоченных моторов. Нет ничего прекраснее большой жужжащей электростанции, вмещающей гидравлическое давление горной цепи и электрическую силу бескрайнего горизонта, слитых в мраморе распределительных щитов, колючих от счётчиков, панелей и светящихся переключателей. Подобное зрелище – единственный пример, которому мы подражаем в поэзии. Наши предшественники – гимнасты и эквилибристы, достигшие в равномерном чередовании сокращения и расслабления мускулатуры блистательного совершенства точного сцепления и геометрического великолепия, к которому мы стремимся в словах на свободе.