Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 1

Следует решительно запретить всё то, что в словах на свободе не помогает выразить с новейшим геометрически-механическим великолепием неуловимое и таинственное футуристское восприятие. Поэт слов на свободе Канджулло в стихотворении «Вагон второго класса для курящих» нашёл удачную графическую аналогию «КУРИТЬ», изображающую долгие однообразные фантазии и распространение скуки-дыма во время длительного путешествия на поезде. Из-за постоянных усилий добиться как можно более сильной и глубокой выразительности слова на свободе естественно превращаются в самоиллюстрации; этому способствует свободная выразительная орфография и типографская печать, синоптические таблицы лирических величин и графические аналогии. (Пример: Шар, изображённый с помощью типографского шрифта, в моей поэме «Занг Тум Тууум».) Как только эта наивысшая выразительность будет достигнута, слова на свободе вернутся к своему обычному течению. Кроме прочего, синоптические таблицы величин – основа критики в словах на свободе. (Пример: «Итоги 1910–1914 гг.» поэта слов на свободе Карра.)

7. Свободные выразительные орфография и типографская печать помогают также передать мимику и жесты рассказчика.

Слова на свободе начинают использовать (и полностью передавать) щедрость общения и врождённую гениальность, отличающие средиземноморские народы. Энергия интонации, голоса и мимики, до сих пор проявлявшаяся только у душещипательных теноров да в парадных речах, находит своё естественное выражение в диспропорции типографского шрифта, передающего выражение лица, скульптурную и чеканную силу жестов. Так слова на свободе становятся лирическим преображенным продолжением нашего животного магнетизма.

8. Наша растущая любовь к материи, стремление проникнуть в неё и познать её вибрации, физическая симпатия, связывающая нас с моторами, подталкивают нас к использованию звукоподражания.

Поскольку шум это результат трения или столкновения твёрдых тел, жидкостей или газов, воспроизводящее шум звукоподражание не может не быть одной из самых динамичных составляющих поэзии. Поэтому звукоподражание способно заменить инфинитив глагола, особенно если противопоставляются два или более звукоподражания. (Пример: «татата-та», подражающее звуку пулемёта, противопоставленное крику турок «уррр-раааа» в финале главы «МОСТ» моей поэмы «Занг Тум Тууум»).

В данном случае краткость звукоподражания позволяет добиться изящного переплетения разных ритмов. Будь они выражены абстрактнее и подробнее, т. е. без звукоподражания, они бы частично потеряли свою скорость. Звукоподражание бывает разного рода:

а) Прямое подражательное элементарное реалистичное звукоподражание, обогащающее лиричность жестокой действительностью и не позволяющее ей стать излишне отвлечённой или излишне художественной. (Пример: «пик пак пум» – перестрелка.) В моей «Контрабанде войны» из «Занг Тум Тууум» визжащее звукоподражание «ссиииииии» изображает свисток буксира на Маасе, за ним следует приглушённое звукоподражание «ффиииии фиииииии» – эхо с другого берега. Два звукоподражания избавили меня от необходимости писать о ширине реки, это и так очевидно из контраста двух согласных – «с» и «ф».

б) Косвенное сложное аналогичное звукоподражание. Пример: в моей поэме «Дюны» звукоподражание «дум-дум-дум-дум» передаёт шум вращения африканского солнца и оранжевую тяжесть неба, устанавливая связь между ощущениями тяжести, тепла, запаха и шума. Ещё пример: звукоподражание «стридионла стридионла стридионлер», повторяющееся в первой песне моей эпической поэмы «Завоевание звёзд», выстраивает аналогию между свистом гигантских мечей и гневным бурлением волн накануне первого большого сражения штормящих вод.

в) Абстрактное звукоподражание, шумное бессознательное выражение самых сложных и потаённых сторон нашего восприятия. (Пример: в моей поэме «Дюны» абстрактное звукоподражание «ран ран ран» передаёт не шум, встречающийся в природе или среди машин, а рисует настроение человека.)

г) Психическое звукоподражательное согласие, т. е. слияние двух или трёх абстрактных звукоподражаний.

g. Любовь к точности, существенности и краткости не могла не породить во мне пристрастие к числам, которые в нашем числовом восприятии живут и дышат на бумаге, словно живые существа.

Пример: вместо того чтобы написать, как всякий писатель-традиционалист, «широкий и глубокий звук колокола» (неточное и оттого неработающее описание) или, как написал бы сообразительный крестьянин: «этот колокол слышен от такой-то до такой-то деревни» (более точное и работающее описание), интуитивно я точно улавливаю мощность гула колоколов, и определяю его амплитуду, говоря: «колокол звон амплитуда 20 квадратных километров». Так я рисую вибрирующий горизонт и всех далёких людей, одновременно слышащих колокольный звон. Я ухожу от неточности и банальности и овладеваю реальностью через акт воли, необычным образом подчиняющей и преображающей вибрацию металла.