I. Въ религіозной сфер, переходъ отъ старыхъ отношеній къ новымъ обнаружился двумя путями: во первыхъ, поколебался католическій догматъ и связанная съ нимъ система опеки надъ человческимъ разумомъ; и во вторыхъ, почти окончательно ршенъ былъ вопросъ о политическомъ значеніи папства. Здсь мы разсмотримъ первую часть религіознаго переворота – реформу католическаго догмата, или, лучше сказать, т явленія въ литературной жизни Европы, которыя приготовили эту реформу; вопроса же о политической роли папства мы коснемся поздне, когда будемъ говорить объ отношеніяхъ гуманистовъ къ государству и свтской власти. Оговоримся при этомъ, что въ нашихъ очеркахъ мы не будемъ ограничиваться тсными предлами 1494 года: мы постараемся представить общую картину Италіи XV вка, изобразить общій характеръ тогдашняго умственно-художественнаго и политическаго движенія. Первые дятели возрожденія – Данте, Петрарка, Боккаччіо, не обнаружили въ своихъ воззрніяхъ ничего, враждебнаго средневковому православію. Сознавая злоупотребленія римской куріи, порицая личный характеръ папъ или высшихъ чиновъ духовной іерархіи, они не заявляли никакихъ притязаній на религіозную реформу. Истины откровенной религіи были для нихъ дороже и неприкосновеннее афоризмовъ древнихъ мыслителей. Съ этой стороны, они не только являются чуждыми всякаго поступанія впередъ, но даже съ замчательнымъ упорствомъ отстаиваютъ преданія средневковой эпохи. Петрарка съ негодованіемъ говоритъ объ аверроистахъ, скептически относившихся къ христіанству. Когда одинъ изъ послдователей этой школы явился къ Петрарк и въ разговор съ нимъ признался, что не вритъ библіи, раздраженный поэтъ схватилъ его за полу платья и вытолкалъ за дверь[46]
. Восторженный поклонникъ Цицерона и Платона, весь погруженный въ классическія студіи, поэтъ любви и другъ Коло ди Ріенцо, Петрарка не поддался обаянію античнаго матеріализма; суровая преданность христіанству осилила въ немъ благоговніе къ мыслителямъ Греціи и Рима. Самый послдній изъ врующихъ, говорилъ онъ, несравненно выше Платона, Аристотеля и Цицерона, со всею ихъ мудростью; Цицеронъ, по его убжденію, непремнно сдлался бы христіаниномъ, еслибъ жилъ посл новой эры[47]. Въ 1327 году, когда крестовые походы готовы уже были отойдти въ область далекаго прошедшаго, и вся Европа оставалась равнодушною къ великой средневковой иде, Петрарка въ пламенныхъ канцонахъ призывалъ христіанскій міръ къ борьб съ неврными[48]. Боккаччіо горько сожаллъ о своихъ юношескихъ произведеніяхъ, оскорбительныхъ для строгой христіанской морали, и уничтожилъ бы ихъ непремнно, еслибъ они не были уже распространены по всей Италіи[49]. Траверсари былъ ревностный папистъ; онъ не могъ примириться съ идеей вселенскаго собора, какъ независимаго церковнаго органа, и называлъ Базель не иначе, какъ новымъ Вавилономъ[50]. То же, еще въ большей степени, можно сказать объ Антонин, архіепископ флорентинскомъ[51]. Самъ Петрарка не ршался осудить въ чемъ нибудь папу, и во всхъ злоупотребленіяхъ римской куріи обвинялъ кардиналовъ[52]. Изъ этихъ отрывочныхъ фактовъ не слдуетъ, впрочемъ, заключать, чтобы враждебное средневковому католицизму направkеніе слишкомъ медленно проникало въ жизнь и литературу западнаго общества. Самое то обстоятельство, что не только приверженцы преданія, но и передовые дятели возрожденія находили нужнымъ противодйствовать новымъ идеямъ, вызваннымъ знакомствомъ съ классическою древностью, обнаруживаетъ уже, какая серьезная опасность грозила съ этой стороны. «Я чувствую, какъ Юліанъ возстаетъ изъ преисподней»[53] пророчески восклицалъ Петрарка, предвидя возобновленіе грозной борьбы, которую умирающее язычество вело съ христіанствомъ въ IV вк. Борьба началась, какъ скоро гуманисты составили себ прочное положеніе при дворахъ итальянскихъ государей и съ большей энергіей принялись за изученіе памятниковъ классической древности.