Изъ всего, что мы нашли возможнымъ сказать о развитіи изящныхъ искусствъ во Франціи, перенесенныхъ сюда съ итальянской почвы, очевидно, что это развитіе, какъ слдствіе королевской иниціативы, тотчасъ приняло придворный характеръ и должно было привести къ результатамъ, благопріятнымъ усиленію королевской власти. Мы видли, что вс замчательнйшія произведенія архитектуры, скульптуры и живописи, украсившія Францію XVI вка, были созданы по вол и при личномъ участіи королей. Шамборъ, Фонтенебло, галлерея Россо, каріатиды Гужона, замки Діаны де Пуатье и Монморанси, все это было предназначено для того, чтобы окружить боле пышной обстановкой короля и его дворъ, и придать, такимъ образомъ, новый блескъ и новый авторитетъ монархическому началу. Пока въ народ не возникаетъ протестъ противъ всепоглощающей роскоши двора, до тхъ поръ эта роскошь, ото великолпіе, служатъ для государей источникомъ силы и вліянія. 1789-й годъ далеко отстоялъ еще отъ Франціи XVI вка. Въ эту эпоху, пышная придворная обстановка, итальянскій этикетъ, итальянскіе дворцы возбуждали въ массахъ только чувство благоговнія и восторга. Народъ боялся Франциска I и уважалъ его, не смотря на то, что этотъ король очень мало заботился о благ подданныхъ, и что его частная жизнь была соблазномъ для всей Европы. Массы были ослплены подавляющимъ великолпіемъ его двора. Никогда король, съ своими приближенными, не стоялъ такъ высоко надъ прочими. Все, что было въ государств великолпнаго, изящнаго, умнаго, стремилось во дворецъ. Не только образовательныя искусства, даже поэзія и литература приняли придворный характеръ. У каждаго изъ послднихъ Валуа, былъ свой поэтъ: у Франциска I Маро; у Генриха II Сенъ-Желе: у Карла IX Ронсаръ; у Генриха III Депортъ. "Ничто не могло сравниться съ блескомъ и шумомъ этого двора (говоритъ Мянье), введенными Францискомъ I, который привлекъ къ нему цвтъ французской аристократіи, воспитывая здсь молодыхъ дворянъ изо всхъ провинцій, въ качеств пажей[202]
, и украсивъ его почти двумя стами дамъ и двицъ, принадлежавшимъ къ знатнйшимъ фамиліямъ королевства." Вся эта толпа придворныхъ безпрестанно переселялась то на берега Сены вь роскошные дворцы Фонтенбло и Сенъ-Жермена, частью выстроенные вновь, частію передланные Францискомъ I; то въ увеличенные имъ замки Блуа и Амбуаза на берега Луары, гд проводили время предки его. Подражая отцовскому примру, Генрихъ II удержалъ то же великолпіе и при своемъ двор, которымъ съ дятельностью и увлеченіемъ руководила ловкая итальянка Катерина Медичи. Она привыкла къ этому при Франциск I. принявшемъ ее въ «маленькій отрядъ своихъ дамъ фаворитокъ», съ которыми онъ здилъ охотиться за оленями и нердко проводилъ время одинъ въ своихъ увеселительныхъ домахъ. Но по большей части мущины смшивались съ обществомъ дамъ почти безпрерывно. Королева и ея дамы присутствовали на всхъ играхъ и увеселеніяхъ Генриха II и его придворныхъ, сопровождали его на охоту; король также съ своей свитой приводилъ по нскольку часовъ утромъ и цлые вечера на половин Катерины Медичи. «Тамъ, говорить Брантомъ, всегда находилась толпа земныхъ богинь, одна прекрасне другой: каждый вельможа, каждый придворный говорилъ съ тою, которая ему нравилась больше всхъ, между тмъ какъ король съ своими приближенными бесдовалъ съ королевою, или занималъ разговоромъ свою сестру, королеву дофину (Марію Стюартъ) и другихъ принцессъ». Имя офиціальныхъ фаворитокъ, короли хотли, чтобъ и подданные тоже имли ихъ. «И тхъ, кто этого не длалъ, говоритъ Брантомъ, считали фатами и глупцами». Францискъ I взялъ себ въ фаворитки сначала графиню Шатобріанъ, а потомъ герцогиню д'Этампъ; Генрихъ II былъ также рыцарски-страстнымъ поклонникомъ жены великаго сенешаля Нормандіи, Діаны де Пуатье. Но кром этихъ извстныхъ всмъ фаворитокъ, были и другія. Францискъ I, прославившійся своею безнравственностью, отличался тмъ, что самъ любилъ просвщать дамъ, поступавшихъ къ его двору. Его товарищемъ въ этихъ подвигахъ вольнодумства и разврата былъ дядя Маріи Стюартъ, богатый и разгульный кардиналъ Лотарингскій[203]. Таковъ былъ дворъ, изъ жизни котораго Брантомъ заимствовалъ большую часть безнравственныхъ примровъ, приведенныхъ имъ въ своихъ «Свтскихъ женщинахъ». Объ испорченности этого двора можно судить даже изъ стихотворенія, которое духовникъ Генриха II, поэтъ Меленъ де Сенъ-Желе, посвятилъ одной изъ красавицъ двора: