Италия и Византия в VI веке

Несколько более объективную и, как нам кажется, близкую к истине позицию занимает в этом вопросе Прокопий. Воздерживаясь от восхваления милостивого отношения Тотилы к римлянам, признавая, что остготские воины «избивали тех, кто попадался им навстречу» (Рrосоp. BG, III, 20.22), византийский историк одновременно отнюдь не преувеличивает жестокости одного из самых опасных врагов империи, а показывает, что Тотила, побуждаемый политическими соображениями, пресек расправу остготских солдат с жителями Рима. По рассказу Прокопия, на другое утро после того, как остготы проникли в Рим и захватили город, Тотила отдал приказ прекратить избиение мирных граждан и «запретил в дальнейшем готам убивать кого бы то ни было из римлян» (Рrосоp. BG, III, 20.25). Иными словами, в этот ответственный момент Тотила проявил государственный ум и выдержку незаурядного политического деятеля и продолжал твердо проводить политику, направленную на обеспечение сочувствия населения Италии. В речи, якобы произнесенной Тотилой перед воинами после взятия Рима, Прокопий излагает политическую программу этого остготского короля по вопросу об отношении к населению Италии. Тотила будто бы указывал, что поражение, которое потерпели остготы от византийцев в предшествовавшее время, несмотря на численное превосходство остготов, несмотря на обилие средств, коней и оружия, объясняется главным образом тем, что «прежде готы, меньше всех других людей обращавшие внимание на справедливость и по отношению друг к другу и по отношению к своим подданным, римлянам, совершали много безбожного…» Нынешние победы объясняются изменением этой политики, и закрепить эти успехи возможно только при условии соблюдения справедливости по отношению друг к другу и к своим римским подданным (Рrосоp. BG, III, 21.1–11).

Однако Тотила не мог не вознаградить своих солдат за трудности осады и поэтому согласно обычаю санкционировал ограбление завоеванного города, в первую очередь домов богатых римских граждан и византийских военачальников. При этом, конечно, он не забыл и о своих личных интересах. «Из ценностей он велел самое дорогое отобрать для себя, все же остальное позволил грабить, как они хотят. Много богатства нашел он в домах патрициев, но особенно много в логове Бессы; этот проклятый негодяй бессовестно собрал для Тотилы груды золота, вырученного за продажу хлеба» (Рrосоp. BG, III, 20.25–26).

Заслуживает внимания поведение остготского короля в отношении римской сенаторской аристократии. Мы помним, что в начале своего правления Тотила пытался, хотя и безуспешно, пойти на соглашение с римским сенатом. Теперь же, когда многие римские сенаторы попали к нему в руки и трепетали в ожидании смерти, Тотила изменил свою прежнюю миролюбивую позицию. Правда, он и теперь не решился казнить знатных пленников, хотя и угрожал этим (Рrосоp. BG, III, 21.19). Изменение отношения Тотилы к сенаторам было связано, в частности, с описанными выше событиями на юге страны.

По словам Прокопия, Тотила упрекал сенаторов в неблагодарности к остготам, которые в правление Теодориха и Амаласунты осыпали их всяческими благами, предоставляли им высшие должности, а за все это они отплатили изменой и открыто поддержали византийцев. Затем, указав сенаторам на византийского военачальника Иродиана, перешедшего на сторону остготов и сдавшего им город Сполеций, а также на исавров, открывших ворота Рима, Тотила сказал: «Поэтому вы будете на положении рабов (οίκετων), эти же, будучи друзьями готов, естественно, став им близкими, будут в дальнейшем нести те должности, которые вы несли прежде» (Рrосоp. BG, III, 21.12–16). Остготский правитель решил держать сенаторов при себе в качестве заложников и использовать знатных пленников в качестве важного козыря в переговорах с императором Юстинианом о мире (Рrосоp. BG, III, 22.19).

В это время среди остготских воинов росло озлобление против римской знати, и они требовали от Тотилы казни знатной патрицианки Рустицианы, вдовы Боэция и дочери Симмаха, которая активно боролась против остготов. Мстя за казнь мужа и отца, подкупив еще раньше византийских военачальников, она разрушала с их ведома статуи Теодориха. Тотила все же не решился пойти на такой шаг, как казнь представительницы одного из знатнейших патрицианских родов, опасаясь, что это отрежет ему всякую возможность какого-либо соглашения с римской аристократией и с Восточной Римской империей. Одновременно он, по словам Прокопия, даже оградил и других знатных римлянок от насилий со стороны остготских солдат. Однако римские сенаторы и патриции, в том числе и Рустициана, лишились всех своих богатств. Теперь, рассказывает Прокопий, им пришлось «жить одетыми в рубище рабов и крестьян (δούλων τε καί αγροίκων) и выпрашивать у врагов хлеб или другие продукты, нужные человеку» (Рrосоp. BG, III, 20.27–31).