– В этой стране, дабы упрочить своё… положение и продлить время её… приватизации, мы возрождаем суммарный хаос времён предордынского и ордынского ига! Извращаем надежды людей! Подменяем их ценности нашими желаниями! Нацеливаем на достижение наших целей! Светлое оскверняем! Чёрное обеляем! Серое, подлое, циничное и злачное как идеал счастья представляем! Вместо культуры – геноцид нравов. Образование превращаем в королевство пираний, в царство неучей и невежд, в империю клонирования нам угодных рабов. Армию рушим. Флот топим. Право упраздняем. Здравоохранение сбрасываем в концессию патологоанатомам. Гегемонию компартии и единовластие царей заменяем самодержавием денег. Государство подчиняем нашему рынку. И торгуем в нём властью, жизнью и обществом. Оптом и в розницу. По ценам, нами назначенным. В плановом порядке. Централизованно. За суперсовременную валюту оффшорную или дремучие ценности моральные. Выбор способа оплаты нам за их жизни копеечные оставляем за ними, холопами. Пусть думают, чем платить – валютой, нами отмеренной, или их эфемерными ценностями общинными. Мы, конечно, не бросаем их в этом выборе. Помогаем найти оптимальные для нас решения. Создаём нормы и правила их муравьиного общежития. Включаем те механизмы, что подчиняют нашему праву на их жизнь их крепостное право нам раболепствовать…
Демонократы захлебнулись в приливе безумного красноречия и, тяжело вздохнув, признали:
– Подробности нашей концепции не перечислить даже за век наступающий, а окончательное претворение её в жизнь потребует новых сил и средств.
Мысль о средствах заставила алчных демонократов подправить расходную часть концепции:
– Народ должен сам оплачивать своё, нужное нам, перевоспитание. Пусть за свой счёт обучаясь, отупляется. А мы ему уже помогли и всегда будем помогать на этом пути. Пишем законы, указы, программы, учебники, методички. Создаём армии пиарщиков, дивизии имиджмейкеров, полки политтехнологов и прочие органы нам полезных ведунов, колдунов и иных языческих жертвопотрошителей.
Вече взволновалось. Одни цари впервые добрым словом вспомнили своих Болотниковых, Разиных, Пугачёвых, другие отметили актуальность теории Маркса – Энгельса и действенность практики Ленина – Сталина…
Мудрейшие участники юбилейного форума задумались:
– В России, это широко известно, реформирование экономики, в том числе приватизацию госсобственности, начали по модели, предложенной западными, в основном американскими, специалистами из, мягко говоря, не дружественных ей экономических и политических структур, и даже из разведывательных и диверсионных центров. Наиболее заметные и циничные из них – Андрей Шлейфер, Джонатан Хэй и другие «чикагские мальчики», как окрестили их демократичные американцы, публично обвинив в мошенничестве и хищениях огромных денег американских налогоплательщиков, предназначенных для становления демонократии в России. Особо значимым кумиром наших реформаторов был Джеффри Сакс, к счастью, как говорят, один из некорыстолюбивых профессионалов, но, к несчастью, приверженец механического всесилия саморегулирующегося рынка. Свою идею реформирования экономики не познанной им России американец представил афоризмом: «Лучше непродолжительная боль, чем длительная болезнь». С этим можно согласиться, но возникают законные вопросы. Чья боль и чья болезнь? Кроме того, если боль непродолжительна, но остра или кризисна, то она может комой окончиться и даже смертью. Сакс утверждал, что «…нужно как можно быстрее создать либерально-рыночную экономическую систему и заставить её функционировать – глубокую пропасть нельзя перешагнуть в два шага». И с этим можно согласиться. Кто нынче против либерально-рыночной экономики?.. Но опять вопросы. Что значит быстрее и для кого? Кто заставит, как и кого? И кто попадёт, и кто не попадёт в пропасть, к тому же глубокую, если, не дай Бог, произойдут сбои и ошибки? А таковые могут произойти всегда и везде, тем более в нашей стране, учитывая известную пропасть между социализмом и капитализмом, а также традиционные нравы отечественной бюрократии…
У консервативных во вражде к России, но в основном успешных для своей страны английских профессионалов, наследников творцов на планете парламентской демократии и рыночного либерализма, иной взгляд на масштабные реформы. Им ближе не потерявшая актуальности и сегодня точка зрения политического деятеля далёкого восемнадцатого века Эдмунда Берка, любимца Уинстона Черчилля: «Плохие законы – худший вид тирании». Англичане и поныне отвергают реформаторов, образу мыслей которых Берк с сарказмом противопоставил своё убеждение: «Если я не могу провести реформ без справедливости, то не надо мне реформ». А Уинстон Черчилль во время визита Никиты Сергеевича в Англию рекомендовал: «Господин Хрущёв, вы затеваете большие реформы. И это хорошо. Хотел бы только посоветовать вам не слишком торопиться. Нелегко преодолеть пропасть в два прыжка. Можно упасть в неё».