– Нет-нет, наши мудрейшие, мы не ожесточились, но и не залезли улиткой в свои раковины, как многие наши соотечественники, – пояснил Пожарский. – Мы стали более восприимчивы ко лжи, несправедливости, вероломству. Мы не можем терпеть то, что миллионы наших соотечественников опущены до уровня бесправных и обездоленных, а газеты и телевидение вопят, что они наконец стали свободными и что надо подвести черту под «реформаторским» прошлым, пожалеть тех, кто будто бы ошибся в «реформах» нечаянно…
Пожарского поддержал Минин:
– Какое глумление над народом! Мол, он так глуп, что проглотит очередную порцию лжи. Какое презрение к народу! Мол, он так ленив, что стерпит все новые измывательства. Мы не противники жалости, мы её убеждённые сторонники. Но жалеть возможно только конкретного человека в его конкретных обстоятельствах, а не становиться безгранично жалостливыми от безразличия ко всему. И почему нас призывают проявлять жалость к людям, преступившим все общечеловеческие законы, а не к их жертвам? Кто пожалеет миллионы людей, от «реформ» умерших, оглохших и ослепших в самом широком смысле этих слов, потерявших надежду? А без надежды, вы знаете, жизнь уже не жизнь.
***
Демонократы, принюхиваясь к атмосфере Юбилейного Веча, заюлили и, конечно, озаботились. Собравшись кучкой, зашептали промеж собой:
– Хватит болтать о реформах! Их забыть пора. Это понятие стало как обух иваногрозненского топора и плеть опричнины, как штык и пуля «вождя народов» и его ГУЛАГ. Но за эти реформы их авторам, нашим соавторам, следует прижизненный памятник поставить. Заслуги их в деле роста нашего благосостояния трудно переоценить…
Миг спустя самые корыстные демонократы, всесторонне оценив значение особо беспардонных реформаторов, своих соратников, изменили стратегический к ним подход:
– От них пора дистанцироваться, вскоре они и вовсе начнут мешать. Памятник им ставить не будем. Пусть за изъятые у народа просроченные ваучеры воздвигнут мавзолей коммунальный и поселятся в нём всей семейкой.
Особо властолюбивые, самые корыстолюбивые псевдолибералы из партии «Де-Мон», заёрзав на прогретых электричеством стульях, дали ход дальнейшим новаторским мыслям:
– Отработавших ваятелей реформ, краплённых шоками, ваучерами, пирамидами, дефолтами и прочими антидемократическими и псевдолиберальными метками, пора убирать, срочно; с самыми неугомонными не церемониться… На их место определять тех, у кого тот же дух, но изощрённей разум. Во власть будем двигать новых реформаторов, проверенных вероломством к тем, кому даны клятвы и обещания; неверием во всё, что для людей свято; неверностью тем, кто в них верит. И конечно, не замешанных явно в вероломном развале страны, в варварской приватизации и тому подобных наших поделках. На этих новых нацепим маску скромности и бескорыстия, отрешённости от предшествующих реформ. Сморщим их лбы озабоченностью судьбами страны, сощурим их взгляды сочувствием и преданностью народу. Но служить нам этих новых заставим с бо́льшим рвением, чем прежних. С учётом уникального реформаторского опыта и неограниченных финансовых возможностей нашей «семьи».
– Проводы ваятелей реформ, – продолжают шептаться обновлённые демонократы, – будут, естественно, сложны и недёшевы; сопротивляться станут они с тем же остервенением, с каким рвали на куски большую страну, и с той же жестокостью, с какой разорвали в клочья её крепкую экономику. Но мы их одолеем, несомненно одолеем. Ибо знаем все их слабости и пороки. И главное, высшая власть, и ещё одно главное, деньги страны – уже в наших руках…
– А что же делать с самым главным ваятелем столь неоднозначных реформ? – не удержался от давно висевшего в воздухе вопроса один из демонократов, по кличке Осина.
– Поменяем! – не задумываясь, воскликнул другой, по прозвищу Ворон. – Если понадобится, досрочно.
– А если заартачится? – не отстаёт неугомонный Осина.
Остальные завертели вдруг занывшими шеями и многозначительно усмехнулись.
Продолжая, но уже сдержаннее, усмехаться, самые продвинутые демонократы вернулись к мыслям о своей личной сохранности и новых путях-дорогах к несметным богатствам и безграничным возможностям. И тут у них окончательно сформировалась концепция совершенствования их власти и соответствующего роста их же благосостояния. Концепция, в главных для них чертах уже успешно для них же воплощённая.
Громоподобно, и не только для собственных ушей, слюнявясь, они зарычали: