Читаем Юбилейное Вече полностью

– Мы детям всегда желаем счастья. Внукам – особого. Какого счастья мы желаем своим любимым, самым любимым, тем, кто продолжит наш род, тем, кто продолжит или изменит его судьбу, тем, кто будет нашим будущим? Суть счастья человека, принадлежащего прошлому, настоящему, будущему, имеет общую природу. Но должны быть, обязательно должны быть отличия в элементах счастья людей разных эпох, впрочем, как и людей одного времени. Иначе исчезнет стимул развития жизни, всё в ней станет одноцветным. Я желаю внукам своим, всем нашим, родившимся и будущим, такого счастья, которого я им с моих позиций могу пожелать, и того, которого они пожелают себе сами, с учётом обновлённой системы ценностей времени их жизни. А мы будем счастливы за них! Одно только требование при этом я предъявил бы своим потомкам – не стройте собственное счастье на несчастье других людей…

Есть ли основания считать, что счастье такое у наших внуков возможно? Могу сказать уверенно – оснований для надежд на это сегодня больше; повторяю, сегодня больше, чем во многих десятилетиях, во многих столетиях прошлой жизни. Некоторым из вас, дорогие друзья, может показаться странным это моё утверждение. И я уже вижу удивлённые, да что там удивлённые, – возмущённые глаза. Во многом вы правы. В омуте наших перемен сложно рассмотреть проблески новой жизни, а в бедламе доморощенных реформ – сложно, а то и вовсе невозможно увидеть свет в конце туннеля. И всё же проблески есть, и они всё светлее…

Смелов вгляделся в фото Мирослава и увереннее прежнего произнёс: – Пожелаем людям задействовать сегодняшние основания к достижению счастья их потомков до того, как наши внуки станут отцами!..


Как бы подводя некоторый итог работы Юбилейного Веча, Посол Истории сделал заявление:

– Смею утверждать, людей, несущих добро, в текущей эре и в сегодняшней жизни больше, чем носителей зла. Существенно больше. Но вокруг отдельного человека, в его личном пространстве и времени в избытке зло, народные драмы, державные трагедии. Не хватает общедержавных успехов, генетически сращённых с всенародным благополучием. Добра больше, чем зла. Оно объёмней. Но зло очевиднее. Оно рельефней. Разит чаще, больнее, результативнее. Нет равновесия. Нет гармонии. Есть ли устойчивость? Есть ли точка опоры? Опора есть. Тысячелетняя. В этом Надежда. Вечная. К ней бы Веру и Любовь. С ними – в путь. Не медля и мудро. Как никогда прежде. Опираясь на прошлое, которое необходимо будущему.


На мысли Посла Истории отозвалась, улыбаясь, но с затаённой грустинкой, Екатерина Великая:

– Веруя и надеясь, русский народ веками устремлялся к Любви…

– Но она не всегда и не во всём отвечала взаимностью, – озабоченно вздохнул Александр Освободитель, – её недоставало в народной среде, ещё меньше было в среде властных элит. Не было взаимной, без кнута и пряника, любви между народом и властью. Чаще была видимость любви. Величаво возглашались витиеватые по форме, снисходительные по содержанию фразы о любви самодержавия к народу, вздёрнутому на крючья крепостного рабства, закованному в правовые цепи, короче и жёстче цепи собачьей. Декларировались верные по форме и заботливые по содержанию лозунги о любви партийной власти к советскому народу, на десятилетия посаженному в чертоги с железным занавесом, на немалое время поражённому в правах всеобъемлющим страхом ГУЛАГа. Выкрикивались циничные по форме, обветшалые и лживые по содержанию призывы постсоветской властной когорты ко всеобщей любви в рынке, отбросившие народ в новое крепостное право, вернувшие страну к средневековым развалинам.

– Любовь нередко отторгала Россию, – продолжил мысли царя-освободителя Посол Истории. – России и прежде, и ныне чужда Любовь. Не родительская к детям и детей к родителям, которой у нас безмерно. Не к делу, земле и отчизне, проверенная в войне и мире несчётное количество раз. Не мужская к женщине и женская к мужчине, которой мир земной восторгается. России чужда Любовь, кристальной правдой и патриотической мощью оберегающая нашу историю. России чужда Любовь, заботливо пестующая духовные и физические силы народа, не разделяя его на своих и чужих. России чужда Любовь, что сильна постоянством и верностью. Россия нестабильна столетьями, неверна себе веками. Она постоянна в постоянном возвращении в прошлое. Не за похвальным опытом, а в не лучшее прошлое бытие.

В отсутствие Любви Россия строится без согласованного с народом проекта, без надёжного фундамента, прозорливых окон и нетленных дверей в окружающий мир. Потому веками в спешке и опрометчиво в России рубятся неказистые окна, отчего валятся стены и набок съезжает крыша иль, хуже того, революционно либо безрассудными иль варварскими реформами рушится до основанья веками построенное, дабы затем вновь строиться, перековываться, реформироваться, застаиваться, ускоряться, перестраиваться, вновь реформироваться и опять реформировать реформированное.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза