По возвращении в Иерусалим из третьей миссионерской поездки положение Павла серьезно осложнилось. Апостола обвиняли в том, что он, проповедуя об Иисусе, убеждал не только язычников, но и самих евреев в необязательности исполнения законов иудаизма, если они верят в Иисуса. С точки зрения многих членов христианской общины, это было нарушением решений Иерусалимского собора, который освободил только новообращенных язычников, но не самих евреев от соблюдения законов Моисея. Руководители иерусалимской церкви тоже считали, что Павел зашел слишком далеко, и Иаков, брат Иисуса, дал ему это понять, хотя и в мягкой, тактичной форме. Иаков попросил Павла опровергнуть перед всей христианской общиной обвинения в том, что он учит всех иудеев, живущих между язычниками, «отступлению от Моисея, говоря, чтоб они не обрезывали детей
Если недовольство евреев-христиан удалось смягчить благодаря заступничеству Иакова, общепризнанного морального лидера иерусалимской общины, то возмущение иудеев из Малой Азии и Греции, где, собственно, и проповедовал Павел, грозило серьезными неприятностями. Как и опасались друзья Павла, паломники из Малой Азии, увидев апостола в Храме, пришли в негодование. «Крича: мужи Израильские, помогите! этот человек всех повсюду учит против народа и закона и места сего» они схватили Павла и требовали суда над ним (Деян. 21: 28). Беспорядки в Храме привлекли внимание римских воинов, и те, арестовав Павла, доставили его в крепость Антонию, находившуюся прямо напротив храмового комплекса. Все попытки апостола объясниться уже из крепости перед жителями Иерусалима на древнееврейском языке тоже ни к чему не привели, так как иудеи из Малой Азии, хорошо помнившие его проповеди, «кричали, метали одежды и бросали пыль на воздух» (Деян. 22: 23). Командующий римским гарнизоном Клавдий Лисий, боясь, как бы возмущение толпы не переросло в антиримские беспорядки, поспешил увести Павла во внутренние помещения крепости для допроса. Однако разбирательство еще больше осложнило дело. Выяснилось, что Павел – римский гражданин, следовательно, судить его должны были только римляне, а не иудеи. Тогда Клавдий Лисий, желая разобраться в обвинениях против пленника, потребовал созвать Синедрион.
Павел понимал, что Синедрион не имеет реальной власти над ним, римским гражданином, уроженцем киликийского города Тарс, однако решил запутать и столкнуть друг с другом своих судей. Зная, что члены суда фактически расколоты на две противоборствующие фракции – саддукеев и фарисеев, он напомнил им как о своем фарисейском происхождении, так и о своих фарисейских взглядах: «Мужи братия! Я фарисей, сын фарисея; за чаяния воскресения мертвых меня судят» (Деян. 23: 6). Как и следовало ожидать, фарисеи, признававшие и восресение мертвых, и Царство Божие, и ангелов, и Духа Святого, тут же вступились за Павла, а их противники – саддукеи, отрицавшие все это, стали горячо спорить с ними. В результате мнения судей разделились, и Синедрион не смог принять никакого решения. Более того, судьи-фарисеи заявили: «Ничего худого мы не находим в этом человеке; если же дух или Ангел говорил ему, не будем противиться Богу» (Деян. 23: 9). На счастье Павла, его противники – выходцы из Малой Азии, не были представлены в Синедрионе, и самое опасное обвинение, что он своей властью освобождал от необходимости выполнения законов Моисея, так и не прозвучало в суде. Разочарованные исходом Синедриона римляне отправили Павла обратно в крепость Антонию.