Иудейская война

Здесь, более чем где бы то ни было, и сделалось явным, что Божья сила преследует нечестивцев, а римлянам сопутствует удача. Ведь тираны сами лишили себя надежной твердыни, по собственной воле сойдя с башен, на которых никто, кроме голода, не был в состоянии осилить их. Римляне же, потратившие столько сил на взятие слабейших укреплений, взяли благодаря удаче то, над чем бессильны были бы все их орудия. Ведь эти три башни, устройство которых описано нами выше, легко могли противостоять любому из осадных приспособлений.

5. Оставивши эти башни, или, скорее, будучи низвергнуты оттуда Богом, они на некоторое время нашли убежище в лощине внизу под Шилоахом, а после того как немного оправились от страха, бросились к расположенному там же укреплению. Однако не было в них уже прежней отваги, да и силы их были сведены на нет страхом и лишениями — те, кто охранял укрепление, сумели отразить их нападение, и они рассеялись по подземным ходам. Тем временем римляне овладели стенами, расставили по башням знамена и под ликующие рукоплескания запели победную песнь. Конец войны оказался для них гораздо более легким, чем ее начало; они не могли поверить, что без единой потери взяли последнюю башню, и растерялись, не видя против себя ни одного противника. Тогда, обнажив мечи, они ринулись на улицы города, беспощадно умерщвляя всякого, попадавшегося им на пути, и поджигая дома вместе с укрывшимися в них людьми. И хотя грабили они много, но, попадая в дома, где находились целые семейства мертвецов, а спальные покои были полны умерших от голода, приходили в такой ужас от этого зрелища, что не трогали ничего. Но, несмотря на сострадание к жертвам столь ужасной гибели, они не испытывали жалости к живым. Убивая всякого, попадавшегося на пути, римляне загромоздили узкие улицы трупами и запрудили весь город кровью, так что кровь потушила даже многие из пожаров. К вечеру резня прекратилась, огонь же за ночь лишь окреп. Утро 8-го дня месяца Горпиея нашло Иерусалим объятым пламенем. Поистине, если бы со дня своего основания этот город вкусил столько же благ, сколько несчастий ему пришлось претерпеть во время осады, то он был бы достоин всеобщей зависти! И всеми своими бедствиями он был обязан только тому, что вскормил поколение, которое и явилось причиной его гибели.

IX

1. Войдя в город, Тит был поражен мощью укреплений, и в особенности башнями, покинутыми тиранами в припадке безумия. Обозрев их силу и высоту, размеры каждого камня, сколь плотно они пригнаны друг к другу, сколь необъятны шириной и сколь громадны высотой, он воскликнул: «Поистине Бог воевал на нашей стороне! Не кто иной, как Бог, низверг евреев с этих укреплений, ибо ни руки, ни орудия человека не могли бы справиться с этими башнями». В то время он часто высказывался в таком роде в беседах с друзьями. Он освободил всех заключенных, содержавшихся тиранами в крепости. Позднее он приказал разрушить остальной город и срыть стены, но башни оставил нетронутыми как памятник сопутствовавшей ему удаче, с помощью которой он сумел возобладать даже над невозможным.

2. Так как воины начали уже уставать от резни, а оставшихся в живых было еще очень много, Цезарь распорядился предавать смерти только тех, кто оказывал сопротивление, всех же остальных брать живыми. Помимо тех, о ком было им объявлено, они убивали еще стариков и слабых; молодых же и крепких, что могли еще принести пользу, согнали в Храм и заперли в женском притворе. Надзирать над ними Тит приставил одного из своих вольноотпущенников, а другу своему Фронтону поручил определить судьбу каждого в соответствии с его деяниями. Тот казнил всех мятежников и разбойников, доносивших друг на друга; самых рослых и красивых из юношей отобрал для триумфа; из остальных всех, кто был старше семнадцати лет, в оковах отправил в Египет на каторжные работы, и множество было раздарено Титом по провинциям — судьбой этих было погибнуть в театрах от меча или от диких зверей; все не достигшие семнадцатилетнего возраста были проданы. Пока Фронтон занимался определением их участи, 11 тысяч пленников умерло от голода — часть потому, что стражники из ненависти не давали им есть, часть же потому, что сами не касались пищи, не говоря уж о том, что просто недоставало еды на пропитание такого множества людей.