3. На это они ответили, что принимать условий они от него не могут, так как поклялись никогда не делать этого, но что они просят дать им уйти через обводную стену вместе с женами и детьми — тогда они удалятся в пустыню и оставят ему город. То, что люди, находящиеся на положении пленников, еще смеют, словно победители, выставлять условия, привело Тита в такое негодование, что он приказал объявить следующее: «Нет больше перебежчиков, и нет надежды на то, чтобы сдаться, ибо отныне не будет пощады никому. Сражайтесь изо всех сил и спасайтесь, как умеете, отныне я буду действовать лишь согласно законам войны». Одновременно он приказал воинам жечь и грабить город. В тот день они еще ничего не предпринимали, но на следующий день подожгли городское правление, Акру, Совет и часть города, называемую Офел. Огонь распространился до дворца Елены, а тот находился посреди Акры. Сгорели также улицы и дома, наполненные телами умерших от голода.
В этот день явились умолять Цезаря о помиловании сыновья и братья царя Изата, а с ними многие из высокопоставленных горожан. Он же, сколь ни велик был его гнев на последних мятежников, все же не изменил своему нраву и принял этих людей. В то время он содержал их всех под стражей, впоследствии же сыновья и родственники царя были в оковах отправлены в Рим в качестве заложников.
VII
1. Что же касается мятежников, то они устремились к царскому дворцу, куда ввиду его укрепленности многие снесли свое имущество, выбили оттуда римлян, перебили весь собранный там народ и разграбили бывшие там ценности. Еще они захватили в плен двух римлян, всадника и пехотинца. Пехотинца убили на месте, а труп проволокли по всему городу, словно желая на одном этом теле выместить все, что было у них против римлян. Всадник же, поскольку он говорил, что может посоветовать нечто полезное относительно их спасения, был приведен к Шимону. Но так как тут ему нечего было сказать, он был предан для казни Ардале, одному из их предводителей. Тот связал ему руки за спиной, закрыл глаза повязкой и повел в сторону римлян, чтобы обезглавить у них на виду. Но пока еврей извлекал меч, пленник успел убежать в римский лагерь. Тит не мог допустить, чтобы тот был казнен после того, как спасся из рук врага, но поскольку сдаться в плен живым он считал бесчестием для римского воина, то приказал лишить его оружия и изгнать из воинского строя — наказание даже худшее, чем смерть, для всякого обладающего чувством стыда.
2. На следующий день римляне выбили разбойников из Нижнего города и выжгли всю местность до Шилоаха. Хотя они и радовались тому, что все меньше и меньше остается от города, все же их ожидания относительно добычи не оправдались, так как перед тем, как отступить в Верхний город, мятежники успели все опустошить. Ведь вместо того чтобы раскаяться, они кичились своими преступлениями, словно какими-то добрыми делами! Лица их были веселы даже при виде горящего города, и они говорили, что теперь, когда народ умерщвлен, Храм сожжен, а город в огне, они с радостью примут смерть, так как ничто не оставлено ими врагу.
И теперь, на краю гибели всего, Йосеф без устали умолял их пощадить остаток города. Однако сколько ни твердил он им об их свирепости и нечестии, сколько ни увещевал спасти самих себя, на его долю не выпадало ничего, кроме насмешек. Поскольку, ввиду принесенной ими клятвы, они не могли сдаться римлянам и поскольку, с другой стороны, они были заперты словно в тюрьме и не могли уже на равных воевать с римлянами, жажда же убийства, вошедшего в привычку, не давала им покоя, то мятежники рассеивались по городским окраинам и в развалинах устраивали засады тем, кто собирался перебежать на сторону римлян. Многие попадали в их руки, а так как из-за голода у перебежчиков не было сил спастись бегством, то всех их умерщвляли, а тела бросали на съедение собакам. Но для тех любой вид смерти казался легче, чем смерть от голода, потому-то и бежали они к римлянам, хотя и не имели уже никакой надежды на сострадание с их стороны, потому-то и шли добровольно в руки кровожадных мятежников. И уже не оставалось в городе места, где бы не лежали тела — жертвы голода или мятежа, — и весь он наполнился трупами погибших то ли от мятежа, то ли от голода.
3. Последняя надежда, что еще согревала сердца тиранов и их приспешников, были подземные ходы. Они рассчитывали скрыться там и так ускользнуть от римлян, а когда весь город будет взят и римляне уйдут, выйти наружу и бежать. Впрочем, все это было не более как мечта, и в конце концов они не укрылись ни от Бога, ни от римлян. Пока же, полагаясь на эти подземелья, они жгли даже еще больше, чем римляне. Тех, кто бежал из горящих строений в подземные ходы, они без колебаний убивали и грабили, а если при грабеже находили еду, то пожирали ее невзирая на кровь, которой она была запятнана. Даже друг с другом они уже воевали из-за награбленного, и мое мнение таково, что если бы город был взят позже, то зверство их достигло бы такой крайности, что они принялись бы пожирать и трупы.
VIII