Юг в огне

— Сдавайся, гад! — привстал он на стременах, потрясая шашкой. Заррублю!

Офицер снова оглянулся. В глазах его отразились изумление и ужас.

— Прохор! — сдавленно крикнул он. — Ты, проклятый?

Прохор узнал брат.

— Сдавайся, Константин!

Но тот, обернувшись, не целясь, выстрелил в Прохора из маузера.

— Ах ты, сволочь! — вскрикнул Прохор и, приподнявшись на стременах, с силой рубанул. Константин ткнулся лицом в гриву коня, заливая светлую шерсть его кровью…

Прохор качнулся в седле. Рука обессиленно повисла, шашка выпала из нее на снег.

Подскакал Сазон.

— Проша!.. Товарищ командир, что с тобой? — встревоженно спросил он.

— Ничего… А что?

— Да ты побелел, как мел.

— Голова закружилась… Подними-ка мой палаш.

Сазон спрыгнул с лошади и, подняв шашку, подал Прохору. Тот взял ее, хотел вложить в ножны, но она снова выпала из его рук.

— Да что с тобой, Прохор? — с испугом спросил Сазон. — Ты, должно быть, ранен?..

— Н-нет, — вяло сказал Прохор и замолк.

Голова его поникла на грудь, он потерял сознание.

V

Хотя рана была и легкая, но все же Прохору на несколько дней пришлось лечь в околоток.

Как-то, лежа на койке, Прохор читал «Правду», в которой была опубликована речь Ленина на VI Всероссийском чрезвычайном съезде Советов о международном положении.

В палату вошла Надя в белоснежном халате и в косынке с красным крестиком.

Отложив газету, Прохор взглянул на сестру и залюбовался ею. Белизна ее халата и косынки особенно как-то подчеркивали целомудренную красоту ее почти детского личика.

— А-а… сестричка! — приветствовал он ее. — Ты мне вдвойне сестрица — и по медицине и по родству. Ну, как тебе, девочка, тут работается?..

— Я довольна, Проша, — сказала она.

— Не раскаиваешься, Надюша, что ушла из дому?

— Нет, братец. Я вот вырвалась из своей станицы и поняла, что до сей поры я еще не жила на свете… Какая еще я темная… Боже ты мой!.. Погляжу кругом: люди умные, ученые… А я, как дурочка… едва грамоте знаю… Вот доктор все хвалит меня, говорит, что я хорошо ухаживаю за ранеными. Непременно, говорит, подучу тебя и будешь сестрой милосердия… Мне и радостно это слышать, а в то же время и страшно…

— Чего ж страшного-то, глупая? — улыбнулся Прохор.

— Да не справлюсь я сестрой работать.

— Глупости говоришь. Не так страшен черт, как его малюют. Я вот тоже простой казак, видишь, командую эскадроном. И справляюсь, милая.

— Ну, где уж мне до тебя, — вздохнула Надя. — Ты умный. Двухклассное училище окончил…[8] А я что… три класса только.

— Дурочка ты моя милая, — притянув к себе, поцеловал ее Прохор. — У тебя все еще впереди… Вот покончим с белыми, будешь учиться… Ты хочешь учиться?..

— Уросла… Засмеют меня, ежели я такая здоровенная сяду за парту.

— Уросла, — засмеялся Прохор. — Старики учатся — и над ними не смеются.

— Вот Митя иной раз приедет ко мне, — застенчиво проговорила девушка, — и тож об учении говорит. У него большая охота к учению. Говорит, что, мол, мы оба будем учиться… А я смеюсь…

— Митя правильно говорит. Вам обоим надо учиться… Да и мне не мешает…

— Мне вот курсы б сестер милосердия окончить, — мечтательно проговорила Надя. — Я б тогда на девятом небе была…

— А если б ты институт окончила да профессором стала, на каком ты небе тогда б была?..

— Ой, что ты говоришь, братец! — замахала руками девушка. — Куда мне… Разве ж это возможно?..

— При советской власти все возможно…

В палату торопливо вошел фельдшер.

— Товарищ Ермаков, — обратился он к Прохору, — к вам приехал какой-то командир из политотдела армии… Я ему сказал, что вы ранены и не можете разговаривать, а он настойчивый. Как же быть?

— Товарищ фельдшер, может быть, с чем-нибудь важным ко мне, — сказал Прохор. — Пропустите, пожалуйста, этого командира…

— Как хотите, конечно. Вообще-то не полагается.

Фельдшер вышел и вскоре ввел в палату одетого в больничный халат высокого, молодого мужчину лет под тридцать. Подойдя к Прохору, он отрекомендовался:

— Инструктор политотдела армии Большаков. Я к вам по делу…

— По какому?

— По очень важному, — сказал инструктор, садясь на табурет около койки Прохора. — Во-первых, разрешите узнать, как ваше самочувствие?.. А тогда уже будем говорить о деле.

— Самочувствие неплохое, товарищ Большаков. Дня через три думаю выписаться…

— Рановато, — возразил фельдшер. — Через недельку — и то еще рано… Так это, может быть, дней через десять…

— Многовато, — промолвил Большаков. — Вот если б дней через пять, то это было бы расчудесно…

— А в чем дело? — спросил Прохор.

— Сейчас поговорим, — сказал инструктор, оглядываясь на фельдшера и Надю, давая этим понять, что они здесь в данную минуту лишние.

Фельдшер с Надей вышли.

Инструктор начал рассказывать Прохору о том, что партийная прослойка в армии невелика, а особенно незначительна она в кавалерийской части Буденного.