Югославия в XX веке. Очерки политической истории

Перед самым совещанием Коминформа, состоявшимся 16–19 ноября 1949 г., формулировка о «борьбе против клики Тито» была заменена другой: «Югославская компартия во власти убийц и шпионов». Подобное изменение сочеталось с эволюцией, которую претерпел доклад, готовившийся с лета 1949 г. Если в его первоначальных вариантах югославская позиция характеризовалась в основном как измена коммунистическому движению и социалистическому лагерю на базе «троцкистского перерождения» «клики Тито» и ее перехода на позиции «буржуазного национализма», то в итоге был выдвинут в качестве главного тезис о том, что Тито и его окружение являются просто «агентами империалистических разведок», завербованными еще раньше и маскировавшимися, пока их не разоблачили. А в качестве основания для подобной постановки вопроса были использованы результаты состоявшегося в Будапеште в сентябре 1949 г. инсценированного судебного процесса над одним из бывших венгерских коммунистических лидеров Ласло Райком и группой видных коммунистических функционеров, обвиненных вместе с ним. Именно на этом суде Тито и другие югославские руководители были объявлены старыми полицейскими провокаторами и агентами разведок «империалистических» государств.

Это отражало происходившую осенью 1949 г. дальнейшую эскалацию антиюгославской кампании, проводимой Москвой. Возможно, здесь играло роль то острое столкновение по югославскому вопросу, которое развернулось в этот момент на четвертой сессии Генеральной Ассамблеи ООН в связи с избранием Югославии в Совет Безопасности. Советская сторона приложила максимум усилий, чтобы на вакантное место непостоянного члена Совета Безопасности, представляющего регион Восточной Европы, была избрана Чехословакия, а не Югославия, предложившая свою кандидатуру вопреки советскому желанию и получившая в этом поддержку Запада. В итоге 20 октября была избрана именно Югославия. При этом югославская делегация, поддержанная большинством Генеральной Ассамблеи ООН, обвинила СССР в недопустимой дискриминации и враждебных действиях в отношении Югославии, в попытке перенести конфликт на деятельность ООН, навязать международному сообществу свою блоковую антиюгославскую линию¹⁴¹.

Тем самым советско-югославский конфликт, до того развивавшийся в рамках отношений между социалистическими странами, внутри коммунистического движения, был непосредственно вынесен за эти рамки, прямо превращен в вопрос мировой политики, конфронтации между СССР и странами советского блока, с одной стороны, и Западом, с другой. Причем Кремль проиграл это первое столкновение по югославскому вопросу на мировой арене. Такой оборот событий, вероятно, еще больше подхлестывал дальнейшие антиюгославские действия советских правителей. Еще 28 сентября, вслед за окончанием судебного фарса по делу Райка, Москва, ссылаясь на материалы этого процесса, объявила о разрыве советско-югославского договора 1945 г. о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи¹⁴². А 25 октября, почти сразу после скандала в ООН, СССР, ссылаясь на те же материалы «дела Райка», объявил персоной нон грата югославского посла¹⁴³. Договоры о дружбе с Югославией разорвали и все восточноевропейские социалистические страны.

Однако если степень остроты в постановке югославского вопроса на третьем совещании Коминформа могла в известной мере усиливаться событиями, происходившими накануне совещания, то ведь само решение вновь заняться на совещании Информбюро югославскими делами было принято советским руководством, как уже говорилось, задолго до этого, в первой половине июня 1949 г. И стало быть, оно вызывалось иными, более глубокими причинами. Рассмотрение югославского вопроса на новом совещании Коминформа отражало те напряженные усилия, которые и до осени 1949 г. предпринимало советское руководство по всемерному наращиванию «холодной войны» против непокорного югославского режима. Прецедент Югославии, позволившей себе не подчиниться советскому диктату, был крайне опасен в глазах Кремля, стремившегося к укреплению иерархической дисциплины в советском блоке и международном коммунистическом движении. Нагнетание антититовской истерии использовалось и как средство превентивного пресечения какого-либо несогласия с Москвой среди руководителей компартий и стран «народной демократии». А сама идея обвинить югославское руководство в том, что в его составе имеются агенты западных спецслужб, возникла тоже не осенью 1949 г., а, как говорилось выше, была выдвинута советской делегацией еще на втором совещании Коминформа.