Юлий Даниэль и все все все

Там женщине грозили суд, арест, этап, а сюжет был полон отчаянных попыток спасения; попытки рушились – никто из соседей по колхозу не собирался спасать Марию, деньги-то самим нужны: холодильник, сервиз! Впрочем, точно уже не помню, одно помню – сдали Марию. Всем миром, как говорится.

Ну какие костюмы?!! Да еще и заочно. И все-таки задача была интересной. Оно, конечно, черные ватники, сапоги, ушанки. Но ведь был сон, посетивший мужа Марии, и были там односельчане нормальными людьми, а шапка шла по миру собирать деньги, и я хотела обрядить колхозников этого сна в белые ватники… (ткань тарная, расход не велик).

А уж как я ненавидела их, Марию сгубивших… Наверное, это было не профессионально. Но ведь от повести сердце сжималось.

Эскизы сделаны, разложены на столе, и я отправляюсь спать, а Юлий, ночной человек, их посмотрит. Без этого ни один эскиз из нашего дома не выходил.

Вдруг он будит – вставай!

Такого никогда не было, напротив, всегда бережно оберегал мои недолгие сны, и вдруг – вставай! Да так категорично.

– Вставай. Эскизы не принимаю!

Вот новости, домашний худсовет, мало их в театрах, да что с тобой, Юлик?

– Ничего! Рисуй новые костюмы.

– Но в чем же дело?

Юлий: А дело в том, что не любишь русский народ.

(Ремарка – вот оно что! В эскизы попало мое негодование против негодяев, всем миром женщину в лагерь сдавших, и не по злобе – по жлобству. Еще не известно, что подлей…)

Я: Так! А за что мне твой русский народ любить?

Тут мы посмотрели друг на друга, остановившись на полном скаку в направлении к ссоре, и расхохотались. Правда же, славно получилось, твой народ – народ Даниэля Юлия Марковича…

Никаких националистических поползновений за ним не значилось, о таком и говорить нелепо. Что касается меня… Да я тут, пожалуй, ни при чем. Я ведь взялась писать о Юлии, а не о своей горячности.

Описав неслучившуюся ссору, беру тайм-аут.

Был у Марка Даниэля рассказ – я не читала, должно быть, не было перевода. Юлий пересказал. Про старого сторожа, который все охранял и охранял склад. По ночам выходил на работу, потому не знал, что склад разворовывают понемногу среди бела дня. В конце концов разорили склад, вынесли все, а сторож приходил каждую ночь и караулил пустоту.

Да, Юлий был единственный среди всех нас «россиянин», как говорят нынче. Как-то планетарно звучит, вроде «марсианин».

Что отнюдь не мешало ему горячо полюбить иные народы и страны, и уж тем более если они входили в состав всемирной империи по имени «Поэзия».

Я так любил тебя, моя Россия,
Как, может быть, и женщин не любил

(«Стихи из неволи»).

Потому и не уехал отсюда, когда ему предлагали – только что не угрожали.

Нет, нет и нет.

Он не искал лучшей доли, хотя был эпикуреец.

Но больше – рыцарь.

«Таких не знали небеса»

Вдруг случилось нечто невероятное: решено устроить при кукольной экспозиции Тюменского краеведческого музея… уголок Даниэля.

Никто не мог сказать, что такое решение было тривиальным. Да и Юлик на такое никак не мог рассчитывать.

Сделала это Раиса Николаевна со своей высокой прической на екатерининский манер и выправкой кавалерственной дамы. В свое время она была знаменита на весь Урал как директор Тюменского театра кукол и масок.

Я там оформляла несколько спектаклей и поспособствовала тому, что пьесу «Следствие ведет Шерлок Холмс» написали для этого театра Ю. Хазанов и Ю. Петров. Кроме того, выпросила у Юлия песенку (на музыку Наташи Араловой) для нашего спектакля «Карлик-нос». Он написал и подарил Раисе Николаевне:

Ах, чудеса – ну чудеса,
Таких не знали небеса.
Спаси нас и помилуй!..

И хотя имя автора в те давние времена невозможно было вписать в программку, песенку ожидала необычная участь. Она все жила и жила при Тюменском театре кукол, да так прижилась, что, говорят, звучит в городе Тюмени до сих пор, сорок лет спустя.

На этом связи с тюменскими куклами не кончились. Когда Лариса Богораз была изгнана из своего института за неугомонный нрав – что ж! – Тюменский театр заключил с нею договор на изготовление кукол к спектаклю «Макбет»: на наше счастье, была она не только математическим лингвистом, не только активным деятелем диссидентского движения, но и прирожденной кукольницей.

Раиса же Николаевна, бывая в Москве довольно часто, обязательно приходила и к нам, поскольку я тогда, можно сказать, работала у тюменских кукол только что не в штате. И вот, бывая у нас, она в конце концов Юлия полюбила, хотя в первый момент знакомства, полагаю, растерялась.