Вскоре Верцингеториг был готов перейти к наступлению и сделал своей первой мишенью племена, состоявшие в союзных отношениях с Римом. В то время как другой вождь повел войско против ремов, он возглавил главную армию в походе на битуригов, живших к северу от его собственного народа. Битуриги находились под покровительством эдуев и сразу же обратились к ним за защитой. Те в свою очередь обратились к легатам Цезаря, которые посоветовали эдуям отправить армию на помощь битуригам. Поразительно, что римские командиры сами не предприняли никаких действий; это означает, что они не сознавали масштаб угрозы. За исключением Лабиэна, легаты Цезаря производят впечатление не слишком талантливых людей, и он со своей стороны не поощрял их инициативу. Зима еще не закончилась, что затрудняло военные действия, хотя и не исключало полностью их проведение, как показал сам Цезарь в прошлом году. Мятеж слабее всего, когда он начинается и многие потенциальные сторонники занимают выжидательную позицию и смотрят, в чью сторону склонятся чаши весов. Обычно римские командиры при первых признаках бунта старались как можно быстрее нанести удар, но в данном случае их реакция была вялой. Эдуи тоже проявили осторожность, граничившую с нерешительностью. Их армия достигла Луары, отмечавшей границу между землями эдуев и битуригов. Там они остановились на несколько дней, а потом отступили, а по возвращении объяснили, что битуриги вступили в союз с Верцингеторигом и собирались напасть на них, как только они переправятся через реку. Цезарь утверждает, что даже после мятежа он точно не знал, действительно ли полководцы эдуев верили этому или уже замышляли предательство. Впрочем, после их отступления битуриги и в самом деле открыто присоединились к мятежу [7].
Вероятно, на этом этапе командиры Цезаря осознали наконец важность происходящих событий, и их сообщение, отправленное Цезарю, было достаточно убедительным, чтобы он принял решение вернуться в Галлию. Ситуация в Риме к тому времени стабилизировалась: Помпей был избран единственным консулом (но без диктаторских полномочий) и ввел в город войска для восстановления порядка. Цезарь перешел через Альпы в Трансальпийскую Галлию. Тем временем все новые племена присоединялись к Верцингеторигу и мятежникам — некоторые добровольно, другие по принуждению. Восстание набирало силу. Племена, сохранившие лояльность Риму, регулярно подвергались нападениям, и многие были готовы переметнуться на сторону восставших. Цезарь находился в одной из худших ситуаций для любого полководца, отделенный от своей армии сотнями миль, в то время когда неприятель уже выступил в поход. Если бы он приказал легионам выдвинуться навстречу, то по пути они могли бы столкнуться с главной армией восставших, что означало либо поражение, либо в лучшем случае победу, где вся слава досталась бы Лабиэну или одному из других легатов. Путешествие Цезаря тоже было очень рискованным из-за немногочисленности эскорта и неуверенности в расположении тех вождей, через территории которых он будет проходить. Вряд ли он долго раздумывал перед тем, как принять решение. Для Цезаря личный риск был менее важен, чем опасность, грозившая его армии. Даже после шести лет триумфальных кампаний он знал, что одно тяжелое поражение даст его врагам в Риме оружие, способное уничтожить его репутацию. Он также понимал, что в сопровождении легкого эскорта, состоящего из штаба и 400 германских конных воинов, ему будет проще добраться до армии, чем легионам выступить навстречу. Однако еще до его отправления возникла угроза самой Трансальпийской провинции. Несколько племен, живших на границе, примкнуло к восстанию, и теперь их войско вторглось в провинцию и двигалось по направлению к Нарбону [8].