Первого января новые консулы приступили к исполнению своих обязанностей. Лентул, имевший огромные долги и, согласно Цезарю, желавший стать вторым Суллой, показал себя человеком гораздо более крайних взглядов, чем Марцелл. Однако теперь Марк Антоний стал трибуном и вместе с одним из своих коллег, Квинтом Кассием Лонгином, исполнял роль Куриона. Лишь благодаря настойчивости этих людей в сенате было разрешено зачитать письмо Цезаря, хотя консулы запретили дискуссию о его содержании. В письме проконсул перечислял свои великие заслуги перед Римской республикой и возвращался к тому, что будет вынужден сложить свои полномочия, лишь если Помпей сделает то же самое, угрожая войной в случае отказа последнего. Цицерон, недавно вернувшийся в пригороды Рима, назвал это письмо «яростным по тону и угрожающим по содержанию». По предложению Метелла Сципиона было проведено голосование о том, что Цезарь должен сложить свои полномочия в назначенный день — или же он будет считаться врагом Республики. Предложение было принято, но Антоний и Кассий сразу же наложили на него свое вето. В частных обращениях тон Цезаря был более примирительным; по всей видимости, он написал письма или отправил своих представителей ко многим ведущим сенаторам, включая Катона. Он предлагал отдать Трансальпийскую Галлию и все свои легионы, кроме двух, если ему разрешат сохранить остальное и воспользоваться привилегией, данной ему трибунами в 52 г. до н. э. Такой шаг уравновешивал силы, имевшиеся под командованием Помпея в Италии, но резко ограничивал возможность Цезаря вести наступательную войну. Цицерон принял участие в переговорах, так как считал, что нужно сделать все возможное для предотвращения конфликта, и видел, что подавляющее большинство сенаторов согласно с ним. Он разговаривал с противниками и друзьями Цезаря, и последние согласились на еще большие уступки, позволив ему сохранить лишь Цизальпийскую Галлию и один легион. Этого все равно оказалось недостаточно. Катон заявил, что он не согласен рассматривать любые предложения, внесенные в частном порядке, а не представленные сенату в целом, но на самом деле ни он, ни его союзники не хотели одобрять ничего, что могло бы открыть Цезарю путь ко второму консульскому сроку. Уже в конце декабря у Цицерона сложилось впечатление, что Помпей не просто ожидает войны, но хочет ее. Источники дают противоречивые сведения, но по всей вероятности, Помпей отверг первое предложение Цезаря. Второе предложение (один легион и Цизальпийская Галлия) удовлетворяло его, но никак не могло устроить Катона, Метелла Сципиона и остальных «непримиримых». В целом было трудно кому-либо доверять в обстановке взаимной ненависти и подозрений. Расстояние между противниками никак не влияло на их отношение друг к другу. Цезарь, остававшийся в Галлии во главе закаленной в боях армии, был достаточно зловещей фигурой даже для представителей умеренного крыла в сенате. Ему так и не дали возможности воспользоваться своим личным обаянием [19].