Юлий Цезарь. Полководец, император, легенда

В «Записках о гражданской войне» этот момент опущен, а о Рубиконе вообще не упоминается, но позднейшие источники дают более подробную версию. Цезарь провел день в Равенне, спокойно занимаясь обычными делами, как если бы ничего не случилось. Вероятно, это было 10 января, хотя мы опять-таки не можем точно датировать этот переломный эпизод в истории античного мира. Цезарь уже отправил некоторых центурионов вместе с легионерами в гражданской одежде и с замаскированным оружием, чтобы захватить контроль над Арминием. Проконсул провел несколько часов, наблюдая за тренировками гладиаторов и изучая план создания гладиаторской школы, которую он хотел построить. С наступлением темноты он искупался и отправился ужинать, сначала поприветствовав многочисленных гостей. Он вышел из-за стола гораздо раньше обычного и попросил их остаться и подождать его возвращения. Несколько старших командиров, предупрежденных заранее, встретили его снаружи. Одним из них был Асиний Поллион, который впоследствии написал историю гражданской войны, использованную в качестве источника Плутархом, а возможно, и Светонием. Солдаты Тринадцатого легиона и всадники получили приказ двигаться следом сразу же после того, как они снимутся с лагеря. Цезарь и несколько его командиров выехали на телеге, запряженной мулами, которая, по свидетельству Светония, была позаимствована из ближайшей лавки хлебопека. Они отправились в ночь по дороге в Арминий. Светоний утверждает, что поездке сопутствовал элемент фарса, когда Цезарь заблудился в темноте и блуждал почти до рассвета, пока не нашел проводника, который направил их на верный путь. Плутарх и Аппиан не упоминают об этом, и оба говорят, что на рассвете он уже был в Арминии. Таким образом, уже ранним утром 11-го числа Цезарь присоединился к войскам на марше и подошел к Рубикону. Перед тем как пересечь мост, он якобы остановился и провел некоторое время в молчании, прежде чем заговорить со своими командирами, в том числе с Поллионом. Он говорил о том, какую цену ему придется заплатить, если он не предпримет этот шаг, и какую цену придется заплатить всему римскому миру, если он это сделает. В повествовании Светония появляется сверхъестественное существо в образе человека, играющего на свирели, который затем вырвал трубу (букцину) у одного из горнистов, протрубил боевой сигнал и бросился в реку, призывая войско следовать за ним. Маловероятно, что Поллион был источником этой выдумки, но возможно, он повторил последние слова Цезаря перед переправой, хотя даже здесь есть несколько слегка отличающихся вариантов. Плутарх утверждает, что Цезарь говорил по-гречески и процитировал строку из поэта Менандра «Пусть жребий будет брошен!» (aneristho kubos). Светоний приводит более знакомое латинское выражение «Жребий брошен» (iacta alea est) [21].

Традиционная фраза игрока в кости прозвучала уместно, так как Цезарь отправлялся на гражданскую войну, располагая не более чем десятой частью своих сил. Даже когда все его войска сосредоточились в одном месте, их численность и ресурсы заметно уступали противнику. Конечно, мы знаем, что Цезарь одержал верх, но тогда это ни в коей мере не казалось предопределенным и даже вероятным. Он выбрал войну, так как с его точки зрения все остальное было еще хуже. В Риме возобладала фракция, пренебрегшая требованиями закона и отказавшаяся признать права и привилегии трибуната. Но Цезарь не скрывал, что главной причиной выступления были личные нападки на него. Римский мир погрузился в хаос и кровопролитие, потому что один человек был так же исполнен решимости защитить свое достоинство и репутацию, как другие стремились уничтожить их. За предшествующие полтора года ставки поочередно поднимались обеими сторонами. Позиции ужесточались, подозрения возрастали, а доверие стало слишком хрупким для достижения компромисса. Гражданская война, начавшаяся в январе 49 г. до н. э., не началась бы без неприкрытой, почти бешеной ненависти, питаемой к Цезарю такими людьми, как Катон, Домиций Агенобарб и другие, которые не могли допустить даже мысли о его возвращении на пост консула. Но даже это не имело бы значения, если бы Помпей не увидел возможности продемонстрировать свое превосходство и показать этим людям, как и Цезарю, что все зависит только от него. И, наконец, схватка бы не началась, если бы Цезарь не так высоко ценил свой престиж и положение. Его жизнь вплоть до этого момента показала, что он готов идти на любой риск при возможности получить новый ценный трофей. Лишь в редких случаях (например, когда он был смещен с должности претора) он мог отступить и то лишь потому, что это было единственным средством для продолжения его карьеры. В 49 г. до н. э. такой выбор был закрыт для него или, по крайней мере, сопряжен с риском, который казался еще более реальным, чем опасность погибнуть в бою.