Но, несмотря на сомнительную законность действий противников Цезаря, в конце концов лишь одно имело значение. К северу от Рубикона Цезарь обладал законным правом
XVIII «БЛИЦКРИГ»: ИТАЛИЯ И ИСПАНИЯ, ЗИМА-ОСЕНЬ 49 ГОДА ДО Н. Э.
«Я спрашиваю: что происходит? Мне кажется, что я блуждаю во мраке. Кто-то говорит: «Мы потеряли Анкону; Лабиэн дезертировал от Цезаря». Мы говорим о полководце римского народа или о Ганнибале?.. Он утверждает, что делает все это ради защиты своего достоинства. Как может быть достоинство там, где нет чести?»
«Давайте посмотрим, сможем ли мы таким образом заручиться всеобщей поддержкой и одержать решительную победу, так как другие из-за своей жестокости оказались не способны избежать ненависти или сделать свою победу долговечной — все, кроме Луция Суллы, но я не намереваюсь подражать ему. Это новый вид завоевания: мы будем становиться сильнее благодаря своему милосердию и щедрости».
В начале гражданской войны Цезарь выстроил Тринадцатый легион и обратился к солдатам. В собственном повествовании он говорит о несправедливостях, причиненных его врагами, и о том, как его старый друг и союзник Помпей, теперь завидующий его достижениям, оказался привлеченным на их сторону. Но больше всего проконсул говорил легионерам о презрении, выказанном к священным правам народных трибунов, и игнорировании их права вето, что уже однажды было сделано Суллой. Он не обсуждал право сената издавать чрезвычайный указ, но усомнился в необходимости такой крайней меры и дал понять, что подобный указ никогда не использовался в сходных обстоятельствах, а лишь в тех случаях, когда Риму угрожала непосредственная опасность. По сведениям из других источников, Цезарь вывел Антония и Кассия перед войсками в подтверждение своей правоты. Они все еще носили одежду рабов, в которой бежали из Рима, и их вид глубоко тронул солдат, сначала пробудив в них жалость, а затем гнев к людям, растоптавшим права коллегии магистратов, первоначально созданной для защиты обычных граждан. Когда Цезарь завершил свою речь, легионеры кричали, что они готовы отомстить за злодеяния, причиненные ему и трибунам. Неясно, произошло ли это событие в Равенне или уже в Арминии, после переправы через Рубикон. Решающее значение имела реакция войск.