Юлий Цезарь. Полководец, император, легенда

В октябре 48 г. до н. э. Цезарь снова был назначен сенатором, но в отличие от первого раза это было сделано не для того, чтобы обеспечить проведение выборов. Ни один из консулов или других магистратов, кроме народных трибунов, не избирался на следующий год. Возможно, это произошло потому, что Цезарь не мог вернуться и не хотел передавать полномочия по надзору за выборами кому-то еще. Срок диктатуры традиционно ограничивался шестью месяцами, но Сулла игнорировал это правило и сохранял диктаторские полномочия до тех пор, пока добровольно не сложил их с себя. Хотя Цезарь не желал, чтобы его заподозрили в подражании автору проскрипций, он нуждался в официальной власти. Консул Сервилий назначил его диктатором на один год и таким образом наложил некоторые ограничения на его полномочия, хотя они вдвое превышали обычный срок. Диктатор имел в своем распоряжении подчиненного, а не коллегу, и этот чиновник носил титул «мастера конюшни» (Magister Equitum)[91], этот обычай восходил к ранней истории Римской республики, когда считалось важным, чтобы диктатор оставался вместе с тяжеловооруженной пехотой, а его представителю поручалось командовать конницей, состоявшей из аристократов. При Цезаре эту должность занял Марк Антоний. В течение некоторого времени жреческая коллегия авгуров, членом которой был сам Антоний, протестовала на том основании, что «мастеру конюшни» не подобает оставаться на своем посту более шести месяцев, но это довольно нелепое возражение вскоре было снято. Антоний вернулся в Италию после битвы при Фарcале и фактически был там представителем верховной власти с января 47 года до возвращения Цезаря осенью того же года. Он был одаренным командиром, но за те месяцы, когда он оказался предоставленным самому себе, его поведение становилось все менее сдержанным. Он часто устраивал роскошные пиры и публичные празднества. Его жажда к выпивке казалась неутолимой; впоследствии он написал книгу, посвященную этому предмету, где содержалось много похвальбы насчет его застольной удали. По свидетельству современников, он обычно занимался общественными делами в подпитии или, по крайней мере, страдая от похмелья. Как минимум в одном случае ему пришлось прервать заседание на форуме, и его вырвало на виду у всех. Иногда он совершал поездки по стране во главе длинного каравана, сидя в кельтской колеснице, за которой следовали повозки с его матерью и любовницей, знаменитой актрисой того времени. В довершение ко всему, перед процессией шествовали его ликторы. Некоторые авторы утверждают, что он не только наряжался Геркулесом, но и экспериментировал с колесницей, запряженной тремя львами. Кроме связи со своей любовницей, он имел ряд скандальных широко известных романов с женами сенаторов. Марк Антоний упивался властью, и его поведение едва ли могло убедить простых римлян, что победа Цезаря может принести им что-либо иное, кроме тирании [4].

Антоний плохо справлялся с проблемами, вставшими перед ним в 47 году. Все эти проблемы были значительными и прямо или косвенно связанными с затянувшимся отсутствием Цезаря. Многие не верили сообщению о гибели Помпея до тех пор, пока его кольцо с печатью не было доставлено в Рим и выставлено напоказ. Многие помпеянцы сдались в битве при Фарсале, а другие в течение нескольких следующих недель. Цицерон не принимал участия в бою, но сразу же понял, что война проиграна. Он отклонил предложение о верховном командовании, сделанное Катоном, которому затем пришлось удержать Гнея, сына Помпея, от побуждения убить оратора на месте. Цицерон вернулся в Италию, но Антоний сообщил ему, что он не может быть прощен и получить разрешение вернуться в Рим без конкретных указаний от Цезаря. Как известно, связь с Цезарем прервалась на несколько месяцев, и не было никакой уверенности, что он сможет пережить войну в Египте. Тем временем Катон снял гарнизон, стоявший в Диррахии, и отплыл в Киренаику, а потом по суше достиг Африканской провинции, где присоединился к Метеллу Сципиону, Лабиэну, Афранию, Петрею и многим другим непримиримым членам партии Помпея, исполненным решимости продолжать войну. Их поддержал нумидийский царь Юба — тот самый человек, которого Цезарь некогда дернул за бороду в суде и который недавно сыграл ключевую роль в поражении Куриона. С течением времени их силы росли, и к лету появились опасения, что помпеянцы могут напасть на Сицилию или Сардинию и даже вторгнутся в Италию. Это было очень тревожное время для таких людей, как Цицерон, которые начинали задаваться вопросом, не слишком ли скоро они сдались на милость победителя, и помнили о подчеркнуто враждебном отношении многих ведущих членов партии Помпея даже к тем, кто сохранял нейтралитет. Теперь оратор надеялся лишь на возвращение к некоему подобию нормальной общественной жизни, и его тревога подпитывалась гневом на Цезаря, который никак не мог побыстрее закончить войну.