«Да, отче, но эти трудности знакомы и вам, сомнения и горечь. Они случались со мной иногда и в Петрограде, а сейчас они словно улетучились. После прибытия в Иркутск мною овладели величайшее внутреннее спокойствие и ясность»[23]
.Юлию Данзас вскоре обвинили в «саботаже», так как она отказывалась «давать антирелигиозные объяснения группам заключенных, которых водили в музей ради этого»[24]
. Ее перевели на остров Анзер, где было особое отделение лагеря. Там она тяжело заболела, и через три месяца ее перевели на главный остров. На этом острове, куда заслали группу католических священников, по большей части поляков, Юлия могла получить «духовную поддержку» (скорее всего, имелась в виду возможность причащаться) от владыки Слосканса, о чем она с признательностью пишет в автобиографии. Владыка Болеслав Слосканс (1893–1981) – латыш по происхождению, назначенный викарием церкви Святой Екатерины в Петрограде в 1919 г. и рукоположенный епископом д’Эрбиньи в Москве в 1926 г., – был арестован в сентябре 1927 г., сослан в лагерь на Соловецких островах, где оставался с 1927 по 1930 г.; с 1930-го по январь 1933 г. он пробыл в сибирских тюрьмах, а затем его обменяли на советского шпиона в Латвии. В своем «Тюремном дневнике» он упоминает среди заключенных, чье положение было ужасным, «аристократок», к которым, несомненно, принадлежала и Данзас[25]. Юлия имела также однажды (после Анзера) возможность исповедоваться у о. Новицкого[26] из Абрикосовской общины, арестованного 16 ноября 1923 г., а в 1928-м таино рукоположенного в священники восточного обряда епископом Болеславом Слосканом.Как только Ю. Данзас выздоровела (несмотря на отсутствие лекарств и тесноту в больнице для заключенных), ее направили в статистическую контору. Она сотрудничала в газете острова «Соловецкие острова», издаваемую заключенными из интеллигенции, которые печатали стихи или этнографические исследования. Юлия опубликовала две статьи, подписанные ее обычным псевдонимом Юрий Николаев.
Первая статья, «Старая книга на Соловках»[27]
, повествует об истории библиотеки Соловецкого монастыря, сгоревшей до основания в пожаре в 1923 года. В монастыре хранились ценные документы; некоторые из них свидетельствовали о проникновении латинско-католического влияния, но «интеллектуальный багаж» монахов был весьма слабым, и, хотя монастырь имел большое религиозное и экономическое влияние, он не играл никакой роли в культуре (подразумевается, в отличие от крупных монастырей на Западе).Во второй статье «Соловецкий Абеляр»[28]
говорится о преподобном Феодорите Кольском (1481–1571) – просветителе лопарей (саамов), – окончившем земной путь в Соловецком монастыре; это житие было написано Андреем Курбским – его духовным сыном, оппонентом Ивана Грозного.О пребывании Юлии Данзас на Соловках мы располагаем воспоминаниями других заключенных, что позволяет перекрестно сравнивать их свидетельства. По нашим сведениям, первым из них являются воспоминания психиатра и богослова Ивана Михайловича Андреевского (или Андриевского, 1894–1976), помещенного в Соловецкий лагерь за участие в «Братстве святого Серафима Саровского»[29]
. Являясь противником декларации лояльности советской власти патриарха Сергия (1927), он принадлежал к «Катакомбной церкви», о которой, оказавшись в эмиграции, напишет несколько книг. После освобождения Андреевский эмигрировал во время войны: Латвия, Германия, затем Соединенные Штаты, где он преподавал богословие и литературу в Свято-Троицкой духовной семинарии Русской заграничной православной церкви в Джорданвилле под фамилией Андреев. Его воспоминания о Соловецком лагере появились в выходящем дважды в неделю русском пронацистском еженедельнике в Берлине «Новое слово». В качестве врача Андреев был отправлен в лагерь сурового режима на острове Анзер, где были собраны 32 католических священника[30]. Там Андреев встретил Юлию Данзас, с которой был знаком ранее, но приведенные им биографические сведения не отличаются точностью: