Юность

Лера сидела без движения, подогнув ноги под себя, только взгляд перемещался от мента к менту. Внимательно так, цепко, словно хотела запомнить каждую мелочь. Когда следователь исчез из комнаты на полчаса, я прямо чувствовала исходящее от неё пульсирующее напряжение. Менты в это время «пинали хуи» – никак иначе я назвать их безделье не могла. Этот, рядом с нами, с кем-то чатился, второй по-хозяйски растянулся на кресле и рассматривал коллекцию старых DVD-дисков в стеклянном шкафу.

Поначалу я хотела поговорить с Лерой, услышать её командный тон, насмешку, сарказм, что угодно, но от всепоглощающего страха будто свело челюсть. Спустя время на смену страху пришла распирающая изнутри апатия. Всё уже случилось, дальше решит судьба – эта мысль, словно мягким одеялом, окутала разум, не давая сосредоточиться и подумать.

Мимо нас провели Егора, наверное, на выход. Повезли в изолятор или куда там везут после допроса? Или на допрос… Когда из комнаты вывели Леру, я только вяло посмотрела ей вслед и опять уставилась на переливающуюся игровую клавиатуру на компьютерном столе.

Я дёрнулась, от внезапного прикосновения к плечу. Мент помог мне подняться с дивана и придержал за локоть, когда я чуть не рухнула обратно – понадобилось не меньше минуты, чтобы я начала чувствовать затёкшие ноги.

На крохотной кухне следователь вёл свою бурную деятельность: на выцветшей клеёнке перед ним лежали ряды бумаг, сам он заполнял какой-то бланк, на лице не отражалось никаких эмоций. Рядом с ним сидел ещё один мент. Следователь кивнул на табуретку напротив, я присела.

– Здравствуйте. Старший лейтенант юстиции Трофимов Михаил Юрьевич. Смотрите, процедура очень проста. Вы рассказываете, что здесь произошло, ваши показания мы записываем на этот листок, – старший лейтенант потряс чистым листком, – вы расписываетесь. Перед этим я зачитаю вам ваши права. Всё понятно?

Я машинально кивнула, а внутри опять разрастался ком страха и беспокойства. Сбивчиво проговорила имя, фамилию, отчество, дату рождения, телефон и другие личные данные, послушала мои права. Послушала и тут же забыла, как и имя следователя. Я пыталась сосредоточиться только на одном: не ляпнуть что-нибудь лишнее.

Рассказ получился длинным и нервным – я запиналась, забывала слова, путала события. Начала я, как мне показалось, очень издалека – ещё с Олиного шоу в школьном туалете в мае, без этого рассказ был не был полноценным.

– И вот я стою в комнате, меня кто-то толкает, я падаю, ударяюсь… этой… головой об стену. Потом прихожу в себя, нарком… простите, Антон уже лежит с ножницами в животе. Я даже спросила у ребят, кто это сделал, мне сказали, что не я, и я могу успокоиться. И… всё. Дальше приехала полиция… – я неуверенно закончила монолог, глядя на свои сцепленные в замок руки на коленях. Пальцы жили своей жизнью, правая нога тряслась, и я никак не могла заставить части тела успокоиться.

– Хорошо, Анастасия. Ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов, – буднично сказал следователь. – Итак, вы сказали, что подозреваете пострадавшего, так, секунду… Антона Липатова в том, что он употреблял наркотики и давал их своей девушке Ольге Гладких, вашей подруге. Скажите, ваша подруга когда-нибудь предлагала вам попробовать наркотики?

Это было слишком внезапно, я была не готова. Сказать правду или соврать? А если правда всплывёт, что мне грозит за дачу ложных показаний? Штраф, арест? Господи, почему я?.. Мысли пронеслись в голове за секунду.

– Я не знаю, был ли это наркотик… – сдавленно сказала я, – Экстази. Оля как-то в клубе предложила попробовать, я согласилась. Сказала, что это безопасно и всё такое…

– Так, давайте поподробнее. Когда это было и где конкретно?

Не знаю, в чём мне было сложнее признаваться – в том, что я приняла экстази, или в том, что ездила в гей-клуб. Пришлось рассказать про наш февральский поход в Море.

– То есть она достала у себя одну таблетку и дала вам, я правильно понимаю? – уточнил следователь, прервав мой рассказ. От головы вниз телу побежали мерзкие мурашки.

– Ну, не совсем, там был такой… маленький пакетик, я не знаю. Я даже не поняла сначала, что это. Я никогда наркотики не видела в реальности. Оля сказала, экстази просто меня расслабит и… ну… возбудит. А, извините, это точно имеет отношение к делу?

– Любая незначительная деталь имеет отношение к делу, – не то хмыкнул, не то усмехнулся следователь. – И что потом она сделала с этим пакетиком?

– Да я не знаю, – соврала я, молясь, чтобы голос оставался ровным. – Я потом выпила ещё, мне стало не очень хорошо, я вообще плохо помню, что было…

– С вами был ещё кто-то в ту ночь? Ваша подруга давала ещё кому-нибудь таблетки?

– Честно, я не зна-а-аю, – простонала я, возведя глаза к потолку, – мы пришли с ней вдвоём, она предложила, я согласилась.

– Хорошо, я понял. А теперь расскажите…

– Подождите, а при чём тут вообще Оля? Вы ведь… ну типа… расследуйте дело о ранении? – где-то на краю сознания вертелась неприятная мысль, но я никак не могла её ухватить.