Юность Барона. [3 книги]

— Ты пафос-то притуши! Не на слете смолянок. И не на сборе пионерском. Ты в школе театральный кружок посещал?

— Не-а, у меня память плохая. На большие тексты.

— Оно и к лучшему. На зоне фальшак за версту чуют и Станиславских с Качаловыми на раз-два прокачивают. Потому сочинять тебе новые мемуары с чистовá не станем.

— Какие мемуары?

— "Люди добрыя! Не взыщите! Папашка мой из шниферóв, мамаша — шлюха подзаборная, а сам я буду с лиговского ГОПу…" Фуфло всё это. Но и с такой, как есть, биографией тебя оставлять нельзя.

— Почему?

— По нынешним временам таких, как ты, автоматчиков, на зоне не жалуют. Ты первоходом как бы за убийство, да еще и с гоп-стопа идешь. То статья хорошая, уважительная. Но учитывая, что промеж мокрухи и посадки умудрился по полям да по болотам "за Родину, за Сталина" набегаться, этой статьей фартовой теперь разве что подтереться.

— Если честно, я про автоматчиков не понял?

— А это, паря, те же блатные, только против нашего закона пошедшие. Когда война началась, государство блатным предложило: дескать, мы вас милуем, но вы должны эту милость отработать, искупив вину на фронте геройскими поступками. Я-то, конечно, отказался, но многие купились, взяли из рук властей оружие и отправились эти самые власти защищать. Так вот, по нашим законам, ты и есть офоршмачившийся.

— Да это с какого перепугу? — вознегодовал Юрка. — Я ведь…

— Цыц! Тебе слово потом дадено будет. Так вот, у офоршмачившегося в лагере всего два путя: либо в мужики перекрашиваться, а жизнь у них, я тебе скажу, самая распаскудная, либо к польским ворам на поклон идти. Те, может, и примут, но всей жизни тебе тогда останется до первого серьезного мочилова. Потому как, при всей своей крепости, против нашего брата ворá с заточкой, с мойкой, либо просто с куском арматурины тебе все равно не устоять. Так что не плюй кверху — себя пожалей.

— Дикость какая. Ну, допустим, кричал я. "За Родину". Так я же и за таких, как они, кровь проливал. Как ни крути, и за тебя тоже. Пока вы по тюрьмам да по лагерям… в тылу…

— За родину, говоришь? Так ведь как раз родина их по тюрьмам да лесоповалам и рассовала! Я, благодаря родине, полжизни на нарах провел! А теперь она, которая родина, и тебя, друг мой ситный, схомячила! И не очень понятно — за что? Ты ведь этого профессорского внука мало что не убивал — в глаза не видел? Так за что же она тебя к нам уконтрапупила? Обратно за вопли "за Сталина"? Или, может, за отца с матушкой, невинно убиенных?.. Ну, что притих? Давай уже, определись как-то: кто тебе родина — друг или враг?

Юрка громко сопел. Молчал, не знал, что ответить.

— Хотя чего я тебя агитирую? Последний раз спрашиваю: "Будешь, дьявол, пулемету учиться?" Или прямо сейчас расплевываемся, и гори оно все синим пламенем.

— Извини, Чибис. Я, наверное, и в самом деле не того… Да, будем. Учиться.

— Вот то-то и ЖЭ! Ладно, Барон, ум не масло, его и за один день накопить можно. Я вот чего меркую: учитывая, что всю шпанку твоего Гейки мусора покрошили, а сам он героически на небеса вознёсся, самый верняк тебе в ихние блатные темы задним числом вписаться.

— Как это?

— До блокады жил не тужил, зефир кушал и в платок сморкался. А как с голодухи при немцах прижало: там — на стрёме постоял, сям — мешок луку помог дотащить. Ну и впрягся потихонечку. Смекаешь, куда клоню?

— Кажется, да…

Собственно, с этого непростого ночного разговора и началась Юркина воровская биография…

* * *

— …Слушаю?

— Алексеич? Это я.

— Кто — я?

— Ну я, Вавила.

— Ч-черт! Ты на часы когда последний раз смотрел?

— Начальник, ты же сам просил сразу отзвониться. И что можно на домашний.

— Я такое говорил? Хм… Ну, допустим. И чего стряслось?

— Переговорил я с Хрящом. С час назад.

— И что Хрящ?

— По ходу купился.

— Из чего такие выводы?

— Мы с ним на утро понедельника забились. Хату и домработницу смотреть.

— Ай, молодца, Вавила! Возьми с полки пирожок. Значит, так, завтра в полдень встречаемся на нашем месте. Расскажешь за подробности.

— Не, начальник, я в такую рань не встану. Шут его знает, сколько мы тут еще гужбаниться станем.

— Так ты что, прямо от Вальки, из хаты звонишь?

— Обижаешь. Какое-никакое соображение имею. Я из будки звоню. Меня это, на пьяный угол послали. К таксистам, за водкой.