Юность Барона. [3 книги]

— Семеро легких. Там в основном переломы и черепно-мозговые. Но один тяжелый, как раз этот самый Барон. Ему, помимо прочего, в общей свалке нож в левое бедро всадили и точнехонько в артерию угодили. Большая кровопотеря, не исключен сепсис. А у нас, сами знаете, с антибиотиками беда. Еще и хирург второй день в запое.

— Ну что ж, пойдем посмотрим на их благородие. Попытаемся спасти эту трижды ненужную жизнь.

— Вот вы сейчас в самую точку сказали. Именно что ненужную.

— Это не я сказала, а доктор Ливси.

— Это какой же Лившиц? Который по гинекологии, из Усолья?

— Не Лившиц, а Ливси. Из "Острова сокровищ". Читала?

— Не-а. Это ведь мальчишеская книжка.

— А мне так ужасно нравится. Пиастры, пиастры!

— Ой, хорошо, что напомнили. Машина с лекарствами заказанными опять из города не пришла. С утра придется снова звонить…

* * *

В операционной больничного корпуса было полутемно, хотя в дополнение к тускло мерцающей под потолком лампочке сочился свет полной нынче луны, повисшей строго в створе зарешеченного окна.

Лежавший на койке-каталке зэк был без сознания. Неудивительно, при такой-то кровопотере. Нянька Серафимовна, по-матросски опрокинув на бетонный пол ведро воды, замывала кровь, костеря на чем свет стоит и данного конкретного урку, и весь уголовный мир в целом. Используя при этом такие выражения, которые и не всякий-то матрос знает.

— Серафимовна! Вот самое последнее, что сейчас требуется, так это намытые полы, — машинально сделала замечание Анисимова, входя в операционную. — Рая, ты прививку от столбняка ему сделала?

— А что, надо было?

— Быстро готовь. Но рану, надеюсь, антисептиком обработали?

— Было бы чем. Обрабатывать, — огрызнулась Серафимовна, но швабру отставила и направилась к шкафчику с медикаментами.

— Да хотя бы мыльным раствором! Если ничего другого нет.

Анисимова подошла к каталке, всмотрелась в кровавое месиво, менее часа назад бывшее лицом, и в ужасе зажала рот рукой:

— О боже! Василий?!

— Вы ошиблись, Клавдия Михайловна. Барона Юрием зовут. Юрий Всеволодович.

— Что? Да-да… Юрий Всеволодович. Это я… обозналась. — Клавдия мучительно потерла виски, пытаясь сосредоточиться и взять себя в руки. — Значит, так. Ослабить жгут, не хватало еще для полного счастья ишемию конечностей получить. Затем укол. Рану обработать на предмет занесения инфекции с лезвия. Через час наложите повязку, предварительно смочив ее физраствором. Да пошевеливайтесь, что вы как мухи сонные. Где его медкарта?

— Вот.

— Заберу, ознакомлюсь. Если возникнут осложнения, немедленно дайте знать. Я буду у себя.

Бросив последний взгляд на Барона, Анисимова взволнованно покинула операционную.

— Райка! А чего она так переполошилась? Подумаешь, очередного урку подрезали. Невелико событие.

— Понятия не имею. Сама удивляюсь.

— Еще и дефицитную противостолбнячную на него изводить. У-у-у! Гаденыш! Лучше бы тебя насмерть прирезали — всем бы спокойнее стало…

* * *

Когда за зарешеченным окошком операционной пышнотелую луну вытеснил предрассветный рваный сумрак, Барон открыл глаза. Какое-то время он невидяще пялился в потолок, а после, учуяв в непосредственной близости некое постороннее дыхание, осторожно поворотил голову. Возле его каталки, склонив голову на грудь и умудрившись закемарить на табурете, сидела взрослая копия Клавдии. В белом медицинском халате. Для этих стен подобное зрелище было настолько невероятным, диким и нелепым, что Барон зажмурился, прогоняя то ли морок, то ли вызванную болью во всем теле галлюцинацию. Но когда он снова распахнул глаза, женщина в белом никуда не делась.

— Клавдия? — неуверенно позвал Барон.

— А? Что?! Ох, слава богу, очухался.

— Это правда ты? Не наваждение, не сон?

— Это правда я. Не сон. — Клавдия тихонечко взяла Юрия за руку. — Убедился?

— Теперь да.

— А вот кто ты, Василий? У меня голова кругом идет. Юрий Алексеев… Барон… Положенец… Поножовщина… Как же так? Почему? Ты — и вдруг убийца?!

— Ты немного сгущаешь краски, Клавдия.

— Я читала твою учетную карточку.

— Да, грех смертоубийства в моем послужном списке в самом деле имеется. Вот только…

— И кого же ты? — не дала докончить Клавдия. — За что?

— Так, одно жЫвотное. Между прочим, некогда ты его неплохо знала.

— Ты это о ком?

— То, Клавдия, история долгая. А мне сейчас малость некомфортно… языком ворочать.

— Понимаю. Но после, потом расскажешь?

— А куда я денусь? Я правильно понимаю, что ты в этих стенах вроде как банкуешь?

— Вроде того.

— Значит, еще наговоримся, гражданин начальник.

— Кабы не твое нынешнее состояние — сейчас ка-ак стукнула бы тебя по лбу. Или по заднице как маленького. Ваську-шкоду.

— Не надо. Меня давеча уже достаточно обстучали.

— Это точно.

— Поэтому ты лучше меня поцелуй. Как большого. Ваську-шкоду.

— Экий вы прыткий, больной. Только-только в беспамятстве валялся… Ладно, исключительно в целях посттравматической профилактики. — Клавдия чмокнула Юрку в лоб. — Ну, здравствуй, однополчанин. Вот не думала-не гадала, что когда-нибудь свидимся. Да еще ТАК свидимся.

— Не-ет, ты меня по-другому поцелуй. Как тогда, в 42-м. Помнишь?