Юность Барона. [3 книги]

— Добрый вечер. Моя фамилия Анисимова. Я услышала объявление по радио.

— Точно так. Это я вас, Клавдия Михайловна, разыскивал. — Кудрявцев встал из-за стола, подошел ближе и раскрыл красную книжицу удостоверения. — У нас возникла насущная потребность задать вам несколько вопросов.

— КГБ? Целый генерал?

— Целее не бывает.

— А в чем дело? У меня сейчас посадку объявят.

— Я в курсе и долго не задержу. Командир экипажа предупрежден, без вас не улетят.

— Даже так?

— Абсолютно. Да вы присаживайтесь.

— Благодарю, конечно. Только я не вполне понимаю, чем могу быть вам полезна?

— Времени мало, потому обойдемся без прелюдий. Скажите, вам известен человек по имени Алексеев Юрий Всеволодович?

Секундное замешательство не ускользнуло от профессионального взгляда Кудрявцева. Хотя последовавший ответ оказался спокойно-нейтральным.

— Не берусь с ходу припомнить. Очень распространенная фамилия.

— В годы войны вы могли знать его как Василия Лощинина. Не припоминаете?

— Да, что-то такое… Возможно. Сами понимаете, столько лет прошло.

— Хорошо, давайте отмотаем пленку ближе: в 1960 году вы заведовали медсанчастью на соликамской зоне? Так?

— Да.

— В это время там отбывал очередной срок осужденный Алексеев. Которому вы подтвердили и завизировали диагноз "тяжелая форма туберкулеза". Так?

Бесстрастное доселе лицо женщины дрогнуло, напряглось, и подозрения Кудрявцева окончательно переросли в уверенность.

— Возможно. Поймите, через меня проходят тысячи больных и столько же диагнозов. Я физически не могу помнить подробности лечебных дел каждого!

— Согласен. Но ведь Алексеев — не каждый?

— Что вы имеете в виду?

— Объясните, почему в архиве медслужбы загадочным образом отсутствуют флюорографические и рентгеновские снимки именно этого зэка?

— Не знаю. Впрочем, бардака у нас хватает.

— Ну да, ну да. По сути, бардак — универсальный ответ на любые неприятные вопросы. Этим термином у нас действительно можно объяснить всё.

— Владимир Николаевич, перестаньте ходить вокруг да около! — устало попросила Анисимова. — Говорите прямо, начистоту.

— Хорошо, будь по-вашему. Мы полагаем, что, встретив на зоне однополчанина, человека, с которым вы, Клавдия Михайловна, воевали в одном партизанском отряде, вы решили помочь ему выйти на волю досрочно. По так называемой актировке. И с этой целью обеспечили ему фальшивый диагноз. Было дело?

Всё. Вот теперь Клавдии сделалось по-настоящему страшно. Не за себя. Не за карьеру, судьбу и все прочее, под откос летящее. Страшно за сына. Каково ему, Сереженьке, будет, когда в адрес воинской части прилетит казенная депеша. Гласящая о том, что мать проходящего срочную службу ефрейтора Анисимова взята под стражу и дожидается суда по обвинению в должностном подлоге. А ведь она была абсолютно уверена, что авантюру с диагнозом Юры провернула так, что комар носа не подточит. Увы! На поверку оказалось, что сплетни-страшилки про всемогущество КГБ не лишены оснований.

И все же запираться далее было глупо, и Клавдия сдалась.

— Вы правы. Все именно так и было. Но Юрий в данном случае ни в чем не виноват. Все это я сделала по собственной инициативе и вопреки его желанию.

Анисимова отважно посмотрела на Кудрявцева, давая понять, что от своих слов не отступится.

— А почему он возражал? Не хотел вас подставлять?

— И это тоже. А еще по причине статуса.

— По причине, простите, чего?

— К тому времени в зэковской среде Юрий проходил по разряду так называемых положенцев. Которым, извините за жаргон, западло пользоваться льготами и послаблениями со стороны администрации.

— Теперь понял. И что, с тех пор вы его не…

— Нет. Больше мы не встречались, — покачала головой Клавдия. И, предупреждая возможный вопрос, добавила: — Где он сейчас, чем живет — не знаю.

— Что ж, спасибо за откровенность.

Кудрявцев высунулся в предбанник:

— Олег Сергеевич, мы через пару минут заканчиваем. Я вас попрошу, потрудитесь затем проводить Клавдию Михайловну. На борт.

— Как на борт? — потрясенно уставилась на кагэбэшника Анисимова. — А разве вы меня не аресто… не задерживаете?

— Не вижу необходимости. Единственное, вы должны пообещать, что этот разговор останется между нами. Договорились?

— Договорились, — растерянно подтвердила Клавдия. — Скажите, Юрий снова что-то натворил?

— Я не могу ответить на этот вопрос. Врать не хочу, а сказать честно — не имею права.

— А я очень сильно навредила ему своим… признанием?

— Нет. Может быть, даже наоборот — помогли.

Анисимова облегченно выдохнула. А затем неожиданно улыбнулась:

— А я вас, Владимир Николаевич, вспомнила.

— То есть? Разве мы?..

— Летом 42-го года вы провели одну ночь у нас в отряде. После того как каратели уничтожили вашу диверсионную группу.

— Было дело. Надо же, а вот я вас, к сожалению, совершенно не помню.

— В этом нет ничего удивительного, — грустно улыбнулась Анисимова. — "Мужчина двадцать лет спустя" и "женщина двадцать лет спустя" — это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

— Не знаю, как в Одессе, но для своего возраста вы выглядите просто шикарно.

— А вы и про возраст мой разузнали?

— Ничего не поделаешь, служба.

— Согласна, дурацкий вопрос.