Юность Барона. [3 книги]

— Мерси за комплимент. Если с вами, с архаровцами, все-таки дотяну до пенсии — займусь… Хрящ, услышав звук открываемой двери, запаниковал, выпрыгнул в окно и в палисаднике наткнулся на Геращенкова. Представившись и предъявив служебное удостоверение, Лёшка объявил, что гражданин задерживается. До выяснения. В ответ преступник выхватил оружие с явным намерением применить. И тогда, сделав несколько — подчеркиваю, несколько! — предупредительных выстрелов в воздух, Геращенков вынужденно открыл огонь на поражение.

— Браво! Я фактически поверил, что именно так все и было на самом деле. А ты, Ёршик?

— Вполне себе убедительная версия.

— Анденко?

— А чего я? Все понятно.

— А коли понятно, с тебя обработка соседки. Завтра с утра пораньше к ней заедешь, возьмешь правильные письменные свидетельские показания.

— А если будет кобениться, напомни про карниз, — предложил Геращенков.

— Молчи уже, тимуровец. И еще, Григорий, я распорядился, чтобы этого твоего Вавилу официально не оформляли. Он сейчас внизу, в "стакане" сидит. Проведи с ним разъяснительную беседу — и пусть катится на все четыре стороны. Задача ясна?

— Так точно.

— Тогда иди выполняй. Остальные свободны. Волчанский, Геращенков, Захаров! Завтра к одиннадцати, чтоб у меня без опозданий!..

* * *

Уткнув лицо в ладони, Анденко сидел за столом в своем кабинете и размышлял о цепочке роковых случайностей, начавшихся с непринятого звонка Вавилы о переносе времени захода в квартиру. С другой стороны, Григория не покидало ощущение, что, даже если бы адрес на Марата загодя обложили двойным милицейским кольцом, Барон и тогда бы выкрутился, нашел способ улизнуть.

В дверь, постучав, заглянул сержант из дежурки.

— Григорий Алексеевич! Задержанный Вавилов доставлен!

— Спасибо. Запускай.

В кабинет прохромал угрюмый Вавила. Башка в бинтах, правая рука на шине, под левым глазом — здоровенный бланш. В общем, зрелище не для слабонервных.

— Заходи, присаживайся. М-да… Эка тебя Хрящ уработал. Приходи, кума, любоваться.

— Вашими стараниями, начальник.

— А вот этого не надо! Как раз моими стараниями тебя в амбулаторию свозили. На казенном транспорте. В общем, так, невзирая на то, что наша… канитель завершилась не вполне так, как оно планировалось, я держу свое слово по части наших договоренностей. И по выслуге агентурных лет отправляю тебя на заслуженный отдых. Правда, извини, без назначения пенсии.

— Как это?

— Более в твоих стукаческих услугах государство, в моем лице, не нуждается, — разжевал Анденко.

— С чего вдруг такие подарки в непраздничный день?

— Вот-вот, я очень рассчитываю, что ты по достоинству оценишь сей мусорскóй души прекрасный порыв и при случае подгонишь достойное алаверды. Просьбишка до тебя напоследок имеется. Точнее — две.

— Прошу покорно, наступивши на горло? Вот теперь ясно. А то — "слово держу". Тьфу!

— Не харкай! Не в пивной. Я ж сказал — просьбишка. Первая: про давешнюю театральную постановку, начинавшуюся как комедь, а завершившуюся… как… неприличное слово в рифму — забыть как дурной сон!

— Базара нет! Уже забыл, начальник!

— И вторая: если где-то, как-то, от кого-то краем уха учуешь любого рода информашку о Бароне — сразу дашь мне знать.

— И в чем тогда разница? Шила от мыла?

— А разница в том, что информация эта будет для моего внутреннего осмысления. А значит материализовываться в виде подшитого к делу тугамента не станет.

— А раньше, выходит, подшивалась?

— Ты меня удивляешь. Агентурная работа — это прежде всего бумажная работа. Помнишь, чем занялись уголовники в первые дни Февральской революции?

— Меня тогда еще на свете не было.

— Под легендой народного гнева они принялись жечь полицейские архивы. Дабы в очистительном пламени революции в том числе исчезли агентурные дела с прелюбопытнейшими подшивками… Ну да бог с ней, с историей. В данном случае деятельное реагирование на мою просьбишку, оно и в твоих интересах.

— И где ж туточки мой интерес?

— А ты не задумывался о том, что Барон сейчас спит и видит, как бы тебя на перо поставить? За твои сегодняшние художества.

— Ни хрена себе мои?! Да это чисто ваши, мусорские прокладки! А я… эта… жертва… этих… обстоятельств!

— Видишь ли, жертва обстоятельств, не важно — чьи прокладки. Важно — кто водопроводчик.

— Произвол, начальник!

— Да, произвол. Но ведь не беспредел?.. Ну так что? Продолжим приватно и по-соседски дружить домами?

— Шут с вами… И не хочет медведь плясать, да за губу теребят… Э-эх… Не сочтите за грубость, Григорий Алексеевич, но…

— Но?

— Жаль, что Баронова граната у вас тогда… того… не взорвалась.

— От спасибо, мил человек. Я тебя тоже… нежно люблю… Ладно, кончен разговор. Ступай. И про уговор не забывай. Иначе — обратно хлопотно статься может…

— Вот и делай после этого людям добро! — проворчал Григорий, когда дверь за Вавилой закрылась. — Я, можно сказать, жизнью с этим самоваром рисковал… Ну, почти рисковал… У-у, скотина неблагодарная!..

В этом месте мы прощаемся с инспектором уголовного розыска Анденко.