Юность Барона. [3 книги]

Проводник освободил от подстаканника граненый стакан, протер полотенцем и плеснул в него на три четверти водки.

— Закусить надо?

— Нет, спасибо, — отказался Барон, выпивая залпом. — Благодарствую, отец. Даже не представляешь, как это было кстати.

— Так сильно любишь ее?

— Кого?

— Ну, не водку же. Девку свою.

— Да. Сильно.

— Тогда сам бог велел: как в столицу приедешь, жениху ейному — в рыло, а ее саму — в охапку, и дёру. — Савельич усмехнулся своим мыслям, подсел напротив. — Я Настю свою вот точно так же, в 1940-м, в соседней деревне из-под венца увел. Ох и наваляли мне потом дружки жениха! Месяц в больничке дохнул, думал — не встану уже. Но ничего, оклемался.

— И как? Хорошо жить стали?

— Хорошо. Только не долго… Меня в августе 41-го призвали, Настя как раз на сносях была, последние недельки дохаживала. А зимой 42-го немец их… всю деревню, кто остался, под корень… Так что я сынка своего, народившегося, не видал никогда. Даже на фотокарточках… — Савельич перевел взгляд на пустой стакан. — Еще будешь?

— Не откажусь.

— Тогда и я с тобой… Давай не чокаясь. За всех невинно убиенных и геройски павших.

— Принимается, отец.

Два фронтовика поднялись и молча выпили — каждый в первую очередь за свое, но следом и за общее, всенародное Горе.

В этот момент Барон невольно ощутил чувство вины перед Савельичем за то, что там, на Московском вокзале, принял его за типичного железнодорожного барыгу. А он мало того что оказался человеком с непростой судьбой, так еще и принадлежал к фронтовому братству, которое Барон исключительно уважал. Хотя, в силу своего воровского окраса, на людях чувство это тщательно скрывал. Лишь иногда, в очень редких случаях, приобнажал Юрка Барон свою душу перед чужими людьми. А своих в его жизни давно не водилось… Что же касается принятого Савельичем четвертного, согласитесь, то была более чем скромная плата за спасение от праведного гнева ленинградской милиции.

* * *

А ленинградская милиция, в лице полудюжины сотрудников районного отдела уголовного розыска, в настоящее время не столько гневалась, сколько изобретала способ прикрыть собственную задницу. И когда стрелки часов в кабинете Накефирыча перевалили одиннадцать, консенсус по предложенным начальником новым вводным был практически достигнут. Упираться рогом к этой минуте продолжал только один — инспектор Анденко.

— …Да какого черта?! Получается, мы Барона с места насиженного спугнули, из Ленинграда выкурили, и теперь — всё? Дальше пускай у других голова за его художества болит?

— А почему нет? — пожал плечами Ладугин. — Баба с возу — волки сыты.

— Так и работаем. По принципу, сперва ты меня повози, а потом я на тебе поезжу.

— Я отчасти согласен с Григорием, — вынужденно поддержал друга Захаров. — Это мы Барона упустили. И негоже нам на заднице ровно сидеть и делать вид, что ничего не случилось.

— ША! Хорош мне тут дискуссии устраивать! — жахнул кулаком по столу майор Грабко. — Повторяю, для особо непонятливых! Если завтра утром мы, в присутствии товарища комиссара, равно как и зампрокурора Кондратьева и представителя Большого дома…

— А что, еще и чекисты к посиделкам ожидаются?

— А ты как думал, Витя? Пальба в центре города!.. Итак, если завтра мы озвучим, как предлагает Анденко, истинную картину нашего грехопадения, то Кондратьева, в соответствии с фамилией, хватит Кондратий. Ибо… — Иван Никифорович начал загибать пальцы: — Подстрекательство к преступлению — раз; вынос вещдоков за пределы отдела и их использование ненадлежащим образом — два; привлечение агента к спецоперации с явной угрозой для жизни оного — три; утаивание информации о человеке, который находится в розыске по делу на контроле МВД, — четыре… Мне продолжать? Или достаточно?

— Вполне, — в унисон согласились Ершов с Волчанским.

— Да с нас за такие шалости не то что погоны — шкуру сдерут! Я уже молчу за партбилеты! — Иван Никифорович почти просительно посмотрел на Анденко: — Если себя не жалко, то хотя бы ребят и меня пожалей? У них — жены, дети. У меня — внуки и три года до пенсии… Ну, что молчишь?

— Хорошо, — не сразу отозвался Григорий. — Будь по-вашему.

— Вот спасибо, благодетель! Тогда последний раз пробежимся по деталям. Итак, соседка баба Галя посредством дверного глазка разглядела, как в квартиру напротив заходит незнакомец подозрительного вида. Могло такое быть? Да запросто. Зная, что хозяев в городе нет, она позвонила на службу их зятю-милиционеру. Логично?

— Вполне, — подтвердил Ладугин.

— Получив тревожный сигнал, Анденко попросил сослуживцев прокатиться с ним к дому тестя — проверить, что да как. Таким образом, к дому прибыли: он сам, Захаров, Волчанский и Геращенков. Лёшка направился приглядеть за окном на противоположную сторону дома, а остальные поднялись в квартиру, которую Анденко открыл своим, запасным комплектом ключей.

— Да-а, Иван Никифорович, вам бы дюдики писать.