— А у тебя отменная память, Владимир Николаевич. А вот я, признаюсь, за эту историю лишь теперь узнал. Я ведь в 1941-м в Свердловске только-только младшего лейтенанта получил. А там у нас хоть и заводской край, но все равно: и труба пониже, и дым пожиже. Нам о подобных вещах о ту пору знать не полагалось. Хотя случай, что и говорить, столь же уникальный, сколь вопиющий.
— Ты сказал, Олег Михайлович, фрау, а не фрекен? То бишь она?..
(В рамках тет-а-тета Грибанов благосклонно дозволял мне вольное тыкание.)
— В 1943 году Кашубская вышла замуж за местного инженера, сделавшего неплохую карьеру в фирме "Эрикссон". У них двое детей, свой дом, яхта. Не миллионеры, но и, мягко говоря, не бедствуют.
— О как? Повезло.
— Повезло ей лишь в том, что вскоре после ее побега война началась, — пафосно посуровел Олег Михайлович. — И недосуг стало этой бабой заниматься. Не то нашли бы способ устроить… хлопоты. Уж не сомневайся.
— Даже и не думаю. Сомневаться.
Грибанов поднялся, прошел к сейфу и достал потрепанную архивного вида папку. Развязал тесемки, зашелестел страницами:
— Во въезде этой Свенсон-Кашубской, разумеется, отказали. Но меня заинтриговала история с ленинградскими могилами предков, и я попросил поднять архивные материалы по этому семейству.
И вот, дывысь, что, помимо прочего, прислали питерцы, — с этими словами он протянул мне несколько скрепленных листков. — Узнаешь?
(Еще бы! Мне ли не узнать собственный почерк?
Да-да, это был тот самый присной памяти отчет о посещении квартиры Алексеевых — Кашубских в апреле 1941 года. Единственное — отдельные места в нем оказались отчеркнуты красным карандашом. И, судя по небрежности линий, скорее Томашевским, а не покойным Валентином Сергеевичем. Коий в вопросах штабной культуры слыл тем еще педантом.)
— Узнаю.
— Это ж сколько тебе в ту пору было?
— Тридцать два.
— Ну да, мог бы и сам сообразить, учитывая, что ты старше меня на шесть лет. Вот ведь как оно, Владимир Николаевич, порой случается: тогда, перед войной, за Гилем наружку ставили, агентуру подводили, в Бутырку упаковывали. А теперь — почет и слава старику, книжки издают, "Знак Почета" к юбилею выписали. Вон, не далее как сегодня, вечер торжественный в его честь в ДК имени Зуева организовывают. Ты в курсе?
— Что-то такое слышал.
(В свете поведанного Грибановым я предпочел умолчать о том факте, что, собственно, по дороге на этот самый вечер наш Олежек меня и перехватил.)
— Иосиф Виссарионыч небось в гробу переворачивается от таких сюжетных поворотов?
— Оно так. Человек говорит, а судьба смеется.
— В о-во, прям ухахатывается… Я вот о чем у тебя спросить хотел: здесь, в деле, справка имеется, что младшую сестру Кашубской налетчики убили.
(Здесь я невольно напрягся, заранее предвидя вопрос.)
— Ты не в курсе: ее что, в самом деле какие-то гоп-стопники уработали или там что другое стряс лось?
(Я старательно натянул на физиономию гримасу "погрузившегося в воспоминания человека" и должное время спустя "припомнил".)
— Если не ошибаюсь, там имело место убийство с целью грабежа. Тогда по Ленинграду целая серия схожих нападений прокатилась.
— И что же? Поймали?
— Честно говоря — не в курсе. Надеюсь.
— А в чем конкретно Гиля подозревали? Я к тому, что больно серьезно вы это крестное семейство обложили.
— Обычное дело. 58-я, — ответил я как можно равнодушнее.
Но Грибанов (зараза!) вцепился аки тот клещ:
— Это я понимаю, а что конкретно?
— Нам ставилась оперативная задача узнать о местонахождении тетрадей Гиля.
— Какие тетради? Блин, Владимир Николаевич, что я из тебя каждое слово как клещами?
(О чем и толкую — клещ!)
— К 70-летию Ленина в одном из московских издательств вспомнили, что в 1928 году в журнале "За рулем" публиковались первые воспоминания Гиля об Ильиче, — нехотя принялся рассказывать я. — Они решили выпустить к юбилею полноценную книгу и с этой целью прикрепили к Гилю журналиста — курировать творческий процесс.
— То бишь его "Шесть лет с Лениным" могли появиться еще в 1940-м?
— В принципе, да. Журналист проработал с Гилем месяца четыре, после чего сдал в редакцию итоговый вариант будущей книги. Редактор прочел и… тоже сдал. В смысле — отправился вместе с оным прямиком сюда, на Лубянку.
— Странно. А мне показалось, что гилевские "Шесть лет" — совершенно невинное, скорее детское чтиво?
— В нынешнем варианте так и есть. Но вот в редакции 1940 года… Из беседы с журналистом выяснилось, что на этапе создания текст приходилось сильно резать и править, ибо там упоминались весьма пикантные моменты и неудобные факты. Более того, журналист невзначай обмолвился, что у Гиля хранятся некие рукописные воспоминания, примерно семь-восемь тетрадок. То есть для книги о Ленине старый большевик предоставил ему лишь малую выжимку из собственного творческого наследия.
— А учитывая, что персональный шофер — это столь же осведомленный источник, как персональная секретарша, было чем озадачиться, — вслух задумался Грибанов. — Знаешь, я от кого-то слышал, что первые лица Рейха пускали в расход своих водителей с периодичностью раз в квартал.
— Толково.