Юность длиною в сто лет. Читаем про себя. Моледежь в литературе XX-XXI вв.

«…когда подступит человечеству срок перебираться из трущоб современности на новое местожительство в земле обетованной, оно перельется туда единогласно, подобно большой воде, как повелевают изменившийся рельеф и земное тяготение… За спиной у вас окажется, весь в чаду и руинах, поверженный и вполне обезвреженный старый мир. Уж такую распустейшую пустыню увидите вы позади, словно никогда в ней и не случалось ничего… не пожито, не люблено, не плакано! Привалясь к обезглавленному дереву, на фоне прощальной виноватой зорьки будет глядеть вам в очи вчерашняя душа мира, бывшая!.. И тут опалит вас жаркая догадка, не эта ли ничтожная штучка, искорка, почти как точка… и есть наиважнейшая ценность бытия, потому что выплавлена из всего, сколько у нас его было позади, опыта человеческой истории…. О всемирной душе идет речь, понятно?»

«Собственно, народ-то наш никогда и не жил как следует, а все к чему-то готовился, к предстоящему, не щадя себя и деток, не покладая рук… ни у кого из прочих народов не развита до такой степени эта хлопотливая, даже досадная порою железка непрестанного усовершенствования, как у нас, пожалуй»

«…плохо было бы дело России, кабы каждые два века не оказывался на облучке решительный ямщик, пускавшийся догонять, выхлестывая все из знаменитой русской тройки».

«Нужно нового человека по-новому делать» А. С. Макаренко «Педагогическая поэма»

Что бы вы сказали, если бы в спальне девочек обнаружили поутру мертвого младенца? Или если вдруг педагог доверит немалую сумму казенных денег бывшему вору? Таких ситуаций в «Педагогической поэме» А. Макаренко множество. Собственно, в книге, которую он писал 10 лет (1925–35 гг.), замечательный педагог обобщил опыт работы с «трудными» ребятами. А «трудными» после 8 лет социальных передряг в России (1914 –1922 гг.) были едва ли не все (в той или иной степени) вступившие в эти годы в жизнь. Но в самой большой мере – беспризорники, легко пополнявшие ряды криминалитета. Вот для перевоспитания таких оступившихся – вчерашних воров, налетчиков, проституток, побирушек, карманников – Макаренко и создал трудовую колонию, успешный опыт работы которой до сих пор изучают во всем мире. Горя хлебнули уже с первыми шестью воспитанниками, на которых, правда, пришлось три воспитателя. Одного воспитанника Макаренко лично отхлестал, заработав репутацию держиморды в кругах педагогов. Его эксперимент – а со временем в нем участвовали сотни воспитанников – подвергался критике со стороны влиятельнейших в СССР людей (в частности, вдовы Ленина Н. К. Крупской), «закрывался» и открывался вновь. Результаты превзошли все ожидания: сотни вчерашних «урок» стали достойными членами общества. Хозяйство колонии, руководимой Макаренко, процветало, ребята выпускали лучшие в то время в СССР фотоаппараты ФЭД («Феликс Эдмундович Дзержинский»). Много позже воспитанники Макаренко вспоминали: «Мы жили при коммунизме!» Нет, их коммуна – образцовое капиталистическое предприятие, – утверждали еще позднее те, кто на исходе СССР стали обожествлять «рынок».

Каждый истолковывал успех эксперимента Макаренко на языке своей эпохи.

А сам педагог секретов вовсе не скрывал, и если облек рассказ о своем опыте в художественную форму, то лишь для большей выразительности. На самом деле, «Педагогическая поэма» – полудокументальное повествование, где порой даже подлинные имена-фамилии автор сохранил. Принципы его работы: осмысленный и оплачиваемый труд, самоуправление, доверие – где же тут что-то от «держиморды»? В сущности, весь процесс «перековки по-Макаренко» сводился к нехитрой мысли: если ты хозяин в своей стране, то зачем тебе воровать и гадить в собственном доме?! Правда, к открытию этой истины каждый шел своим, порой очень петлистым путем. И вряд ли хоть один дошел бы до нее, если бы не «контекст эпохи» – не убежденность в том, что все участвуют в строительстве самого справедливого и счастливого общества на Земле.

Вот почему попытки повторить успех Макаренко вне этого контекста проваливались.

Ну, а для нас сейчас книга Макаренко – памятник эпохи, ее энтузиазма, ее свершений, ее иллюзий, а главное – памятник великой веры автора в силы человека и его любви к людям, даже к таким (в особенности к таким), на кого и смотреть-то не хочется.

Продолжением «Педагогической поэмы» во многом стала его книга «Флаги на башнях» (1938 г.), которую критики находят более совершенной художественно.

Цитаты

«…когда интеллигент что-нибудь делает из принципа, это значит, что через полчаса и он сам, и все окружающие должны принимать валерьянку».

«На самом древнем круглом пространстве, огороженном трехсотлетними стенами саженной толщины, с облезлым бестолковым собором в центре, на каждом квадратном метре загаженной земли росли победоносным бурьяном педагогические проблемы».

«Хорошо было то, что я всегда ощущал себя накануне победы, для этого нужно было быть неисправимым оптимистом».

«Красота есть функция труда и питания».