Юридические основания к суждению о силе доказательств и мысли из речей Председательствующего по уголовным делам

Подсудимый всегда предполагается невиновным, пока это не будет опровергнуто достаточным количеством улик. Это основывается на разуме, на справедливости, на человеколюбии. Но эта презумпция не означает того, что его невиновность а priori более вероятна или, что большинство людей, привлекаемых к суду, не виновно, но означает, что невиновность его должна быть доказана положительным образом и что бремя доказывания лежит на обвинителе. Это есть основное правило современной теории доказательств и нашего законодательства, основанное на следующих соображениях: кто утверждает что-либо, тот должен доказать выставленное им положение, а потому обвинение, утверждающее виновность лица, должно быть доказано. С формальной стороны обвиняемый ничего не должен доказывать, но фактически силой обстоятельств на него часто перемещается обязанность доказывать, когда он что-либо утверждает или отрицает и в подтверждение своих слов приводит какой-либо положительный факт, напр., доказывает свое alibi, т. е. отсутствие на месте совершения преступления в момент совершения этого преступления. Очевидно, что в подобных случаях одного голословного утверждения или отрицания не достаточно, и собственный интерес обвиняемого побуждает его представить все имеющиеся у него данные в удостоверение правильности его объяснений. Фактически отказывающийся от объяснений подсудимый создает в судьях, решающих дело по внутреннему убеждению, весьма невыгодное положение, возбуждая в судьях предположение, что, уклоняясь от содействия к обнаружению материальной истины, он поступает неискренно потому, что боится выдать себя неосторожным словом и что, следовательно, он виновен в совершении преступления.

Молчание — это синоним сознания действием. К нему обвиняемый прибегает при невозможности представить оправдывающего его свидетеля. Если обвиняемый выслушивает свидетелей, обвиняющих его, если он видит как раскрываются против него доказательства, которые должны подействовать на убеждение судьи, если он упорствует в своем молчании, то заключение, выводимое отсюда против него, также естественно, как и законно. Может ли он иметь какое-либо другое основание для молчания, кроме опасения изобличить самого себя. Нравственно не возможно, чтобы он отказался говорить, если он не виновен. Каким-бы способом не проявлялась скрытность, она служит указанием страха и потому составляет доказательство виновности. К молчанию прибегают при последней крайности. Но оно, однако, как признает и наш закон, не должно быть принимаемо за признание обвиняемым своей вины. Оно, как и другие побочные обстоятельства, может быть результатом расстройства умственных способностей, оно может происходить из принципа чести и великодушия. Но, ведь, дело идет о тех случаях, где есть доказательства, достаточные свидетельства против обвиняемого, которые он в состоянии опровергнуть, если он невиновен, и о которых он может молчать только потому, что его осуждает совесть его.

И надо быть слишком невежественным в главных элементарных началах судебного искусства, чтобы не уметь отличить свойства и причины молчания.

Хотя допрос подсудимого имеет значение не столько доказательства, сколько средства защиты обвиняемого от тяготеющего над ним обвинения, но тем не менее несомненно, что показание его является фактом, оказывающим влияние на исход дела. В силу 683 и 684 ст. ст. Устава уголовного судопроизводства суд и присяжные заседатели могут допрашивать подсудимого, предупредив его о праве его не отвечать на предложенные вопросы. Отсюда следует, что законодатель признал, что слова подсудимого составляют необходимый элемент судебного следствия, который должен быть разобран с той же подробностью, как и прочие обстоятельства дела. Производя такой допрос, судья отнюдь не должен высказывать своего мнения о правдоподобности или неправдоподобности показания обвиняемого, так как заявление такого мнения не согласно с требованиями закона о безусловном беспристрастии судьи.

Председатель вправе предложить вопрос подсудимому об обстоятельствах, обнаруженных при рассмотрении каждого доказательства в отдельности. Мотивом такого толкования Сенат принял соображение, что права подсудимого в этих случаях гарантируются тем, что он может не отвечать на эти вопросы. Мало того, Сенат разъяснил, что требование Председателем от подсудимого объяснений по поводу разноречия, обнаруживающегося между данным подсудимым на предварительном следствии показанием и показанием допрошенного на суде свидетеля, не может быть признано существенным, если защита своевременно не протестовала (р. Пр. С. 68 г./86, 74/212).