Ничто этого назначения не предвещало. Сначала резидента вызвали из Каира для доклада председателю, и у Кирпиченко состоялся долгий, подробный разговор с Андроповым, проходивший, правда, не в кабинете на Лубянке, а в палате Кунцевской больницы, где, как написал Вадим Алексеевич (уж он-то знал!), «Юрий Владимирович провёл немалую часть своей жизни».
Подобный вызов не был чем-то из ряда вон выходящим.
«Будучи председателем КГБ, Андропов старался переговорить хотя бы раз с каждым из руководителей зарубежных резидентур внешней разведки. У многих других начальников как административных, так и партийных, подобные беседы зачастую превращались в их монологи-наставления или анализ оперативной обстановки в стране, куда будущий резидент направлялся или даже приехал оттуда в отпуск, зная о ней лучше „лектора“. Этим, в частности, грешил Крючков»[132]
.Следующая встреча была на Лубянке, в кабинете председателя. По словам Кирпиченко: «Андропов объявил, что имеет намерение назначить меня заместителем начальника разведки — начальником Управления „С“ — нелегальной разведки. Это прозвучало для меня как гром среди ясного неба. Предложение, как мне казалось, никакой логикой не было связано с моей предыдущей работой, поскольку сформировался я как специалист по арабским странам и Африке. Я вежливо, но довольно решительно начал отказываться, особенно настаивая на том, что нелегальную разведку представляю себе слабо и что я специалист совсем в другой области. Андропов заявил, что это предложение я должен рассматривать как приказ, а что касается моей пригодности, то он-де давно присматривается ко мне и считает, что моя работа в кризисных условиях позволяет доверить мне этот непростой департамент»[133]
.Помнится, когда мы разговаривали об этом назначении с Вадимом Алексеевичем, то спросили о реальной причине его отказа: мол, из скромности или действительно не хотел?
«— Я сложился как специалист по арабским странам, по Африке. Был начальником африканского направления, отдела… Всё мне было вроде как знакомо — и Африка, и арабский мир.
О нелегальной же разведке я имел представление теоретическое, никогда там не работал. А эта работа сильно отличается от других линий, и департамент этот не похож ни на какие другие направления работы в разведке. Андропов сказал мне приятный комплимент: „Мы тебя испытывали в условиях войн и кризисных ситуаций, ты не дрогнул. Шёл против течения, когда у нас в Политбюро верили в Садата{69}
, а ты один гнал телеграммы, что он продался США… Мы тебя испытывали очень сильно, и ты выдержишь. Тебе хватит на это умения, и перегрузки будешь переносить спокойно“.—
— Неприятности были ежедневные — на разном уровне. Так, каждое утро у посла собирались старшие работники: советник-посланник, я как резидент, резидент военной разведки, главный военный советник. Подводили итоги прошедшего дня, и каждый кратко докладывал об информации, которой он располагает на этот час. И, скажем, моя информация шла вразрез… Докладываю, допустим, о какой-то очередной гадости Садата, а главный военный советник говорит: „А у меня прямо противоположная информация“. Военные „соседи“{70}
понимали ситуацию так же, как и мы, но генерал-полковник на них „давил“. Мол, „в армии египетской наши советники вплоть до батальона, мы её вооружаем, мы её учим — она связана с нами навеки!“Вот и шли мне из Центра телеграммы: надо это уточнить, надо это проверить, ваша информация идет вразрез с информацией посла, договоритесь с послом, чтобы у вас был единый взгляд, и т. д. и т. п.
В один из критических моментов я даже выступал на Политбюро… Как мне рассказали, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Подгорный после того сказал: „Так, как представитель КГБ говорит о президенте, — у нас вообще не принято говорить так о президентах, в таких выражениях“.
Юрий Владимирович потом мне советовал: „Ты выражения всё-таки выбирай получше, а существо оставляй…“ То есть бей фактами, а не матерными словами — смысл такой…»[134]
Красиво!
Что интересно, Вадим Алексеевич производил впечатление рафинированного интеллигента, человека мягкого — этакий, что называется, типичный кабинетный учёный. Но он всю жизнь проработал на Востоке и по Востоку, а Восток, как известно, — дело тонкое.
В общем, Дроздов получил нового начальника управления — и продолжал выполнять свои обязанности, о которых, как мы уже говорили, нам рассказать было бы очень и очень трудно.