«В области внутренней контрразведки на 70-е годы они ставили задачу защиты американских стратегических объектов от агентуры советской разведки, направляли усилия на организацию и осуществление уверенного взаимодействия между резидентурой ЦРУ в Москве и штаб-квартирой в Лэнгли по выявлению агентуры КГБ из числа выезжающих в США советских граждан. При этом американские аналитики и разведчики ЦРУ отмечали, что основную угрозу для них представляют советские разведчики-нелегалы, обнаружение которых обычными методами и средствами расследования почти невозможно. Большую угрозу для себя они видели также в легальных и активных советских представителях в США, которых почти поголовно причисляли к категории сотрудников или агентов КГБ, поскольку те поддерживали активные контакты с американскими гражданами по разным вопросам. Таких американцев ни ЦРУ, ни ФБР не могли назвать агентами, они назвали их „агентами влияния“. В американских спецслужбах совершенно справедливо считали, что новые советские „дипломаты“, эрудированные, компетентные, утончённые, владеющие в совершенстве иностранными языками, могут добиться успеха куда большего и быстрого, нежели горстка агентов, завербованных в военных объектах, где почти не осталось секретов»[158]
.Можно понять, что условия работы были весьма непростые. А к этому нельзя не прибавить ещё и личные, так сказать, моменты. Известный нам «корреспондент» рассказывал:
«Он, в принципе, был далёк от Америки — это было видно даже по его биографии… Соединённые Штаты он вообще считал фашистским государством — он ведь был фронтовик, а потому все враги для него были фашисты. Но при этом он очень гибко ко всему подходил, сумел быстро адаптироваться, так что никаких вопросов не возникало. И вообще с ним было очень комфортно работать — в том плане, что он всё верно оценивал, никогда не придирался к информации.
Я могу сказать так, что хотя США в его судьбе не столь героический момент, как многие другие страницы его жизни, но он достойно его провёл. Это тоже важно, потому что не все наши резиденты смогли так себя проявить в этой стране».
Нет смысла объяснять, что попадаются такие начальники, которые заранее знают, какую информацию принесёт — должен принести! — сотрудник, и если что оказывается не так, как должно, по его мнению, быть, то значит, что и оперработник недобросовестный, и информация его недостоверная. Дроздов, как мы понимаем, к числу подобных руководителей не относился. И вообще он как начальник вызывал не только уважение, но и личные симпатии подчинённых, быстро сходился с людьми.
Вспоминает сотрудник нью-йоркской резидентуры того времени — Золотов, кажется? Фамилия где-то близко. Так вот он рассказывает:
«Никогда я Юрия Ивановича раньше не видел. Первое впечатление — очень хорошее. И эти очень хорошие отношения, которые у меня с ним сразу сложились, продолжались до последнего дня его жизни.
Помню нашу первую встречу. Приезжаю утром в Представительство — я прессой занимался — меня срочно замрезидента зовёт: „Ты почему сегодня не сделал то, что должен?“ Времени было девять утра, только начало рабочего дня, и я удивился, чего именно я должен был успеть сделать. „Ты должен был с утра ‘брифинговать’ нового резидента, он приехал!“ — уточняет зам. — „А мне кто что сказал, что ли?“
Тогда на меня и возложили эту обязанность: каждый день в 9 утра я заходил к Юрию Ивановичу и его „брифинговал“ — то есть в течение 20–30 минут представлял ему то, что происходит в мире, — о чём пишет пресса. Для этого мне нужно было приезжать в Представительство к 8 часам, а до того нужно было ещё дочку отвезти в садик, и жил я далековато от Представительства… Конечно, мне это было тяжело.
Недели три мы вот так по утрам поговорили, потом я ему сказал: „Юрий Иванович, мне кажется, что я вам уже совсем не нужен. Вы во всё теперь сами вникаете, во всём разбираетесь — зачем я вам?“ Он отвечает: „Давай-ка ещё немножко поработаем — неделю, дней десять… А вообще я не могу тебя понять! Все хотят ближе к начальству, а ты хочешь отвалить!“
В общем, отпустил он меня, перестал я этим заниматься. Буквально месяц всё это продлилось, а там он сам вошёл в курс».
Характерный момент, между прочим! Не каждому начальнику хочется возиться с прессой, выбирая, что ему нужно, а что нет, и рискуя пропустить нечто важное (а так — можно свалить просчёт на подчинённых). К тому же это «статус», который столь ценят многие! Не ты ищешь и разбираешься, а тебе докладывают.
Но Юрий Иванович «щёк не надувал», людей понимал и сам никакой работы не чурался.
Что также характерно, Дроздов никоим образом не противопоставлял себя своему предшественнику. Мол, так было при Соломатине, забудьте, у нас теперь всё будет по-иному! Нет, наоборот.
Нам говорили:
«Юрий Иванович многое унаследовал от Бориса Александровича. Подходы к делу, жёсткость и цепкость — ничего не бросать, а сначала „повалять“ как следует, посмотреть… С ним работать было интересно!»