Юрий Милославский, или Русские в 1612 году

- А, эю ты, Кирша! - сказал Алексей. - Как! и ты хочешь класть?

- Да, товарищ! Вот в этом мешочке все, что я накопил; да бог с ним! Жаль только, что мало!.. Эге, любея ный, ты все еще ревешь. Полно, браг; что ты расхныкался, словно малый ребенок!

- А ты сам разве не плачешь? - отвечал Алексей - Кто? я? Вот вздор какой! - вскричал запорожец, утирая рукавом свои глаза. - А что ты думаешь! - продолжал он, - никак в самом деле! Кой прах! что это, брат Алексей? Мне часто случалось у нас в Запорожской Сечи гулять и веселиться; пьешь, бывало, без просыпу целую неделю, и хоть нельзя сказать, чтоб было очень весело, а пляшешь и поешь с утра до вечера. Теперь же, ну веришь ли богу, так сердце от радости выскочить и хочет, и вовсе не до песен: все бы плакал... да и все также, на кого ни посмотришь... что за диво такое!

В самом деле, все многолюдное собрание народа составляло в эту минуту одно благочестивое семейство; не слышно было громких восклицаний: проливая слезы радости и умиления, как в светлый день Христов, все с братской любовию обнимали друг друга... Но кто этот отверженный?.. Кго сюит поодаль от всей толпы, с померкшим взором, с отчаяньем на челе, бледный, полумертвый, как преступник, идущий на казнь, как блудный сын, взирающий издалека на пирующих своих братьев?.. Ах, это Юрий Милославский! это тот, кто отдал бы тысячу жизней за то, чтобы воскликнуть вместе с другими: "Умрем за веру православную и святую Русь!"

Несмотря на пршлашение боярина Псюмы, который, заливаясь слезами, кричал громче всех: "Идем к матушке Москве!" - Юрий не хотел подойти вместе с ним к Лобному месту. Он не видел Минина, не слышал слов его; но видел общий восторг народа, видел радосшые слезы, усердные мольбы всех русских и, как отступник от веры отцов своих, не смел молшься вместе с ними. Ему казалось, что каждый гражданин нижегородский, проходя мимо его, готов был сказать. "Презренный раб Владислава! чего ты хочешь oт свободных сынов России?..

Беги! не оскверняй своим присутствием сие священное торжеово веры и любви к отечеству! Ты не русский, ты не сын Милославского!" Tут вспомнил Юрий последние слова умирающего своего родителя. Благословляя его охладевшею уже рукою, он сказал. "Юрий! держись веры православной; не своди дружбы с врагами нашего отечества и не забывай, что Милославские всегда стояли грудью за правду и свя!ую Русь!"

- Так! - вскричал несчастный юноша, - присутствие мое при сем торжестве есть осквернение святыни!

Я не могу, я не должен оставаться здесь долее!

Он поспешил оставить площадь, но на каждом шагу встречались ему толпы граждан, несущих свои имущества, везде раздавались поздравления, на всех лицах сияла радость. Пробежав несколько улиц, он очутился, наконец, в одном отдаленном предместий и, не видя никого вокруг себя, сел отдохнуть на скамье, подле ворот небольшой хижины. Не прошло двух минут, как несколько женщин и почти столетий старик подошли К скамье, на которой сидел Юрий. Старик сел возле нею.

- Как это, господин честной! - сказал он, - ты здесь, а не на площади?

- Я сейчас оттуда, - отвечал Юрий.

- И я на старости ходил. Слава богу, кой-как дотащился, теперь готов умереть хоть завтра! Да и пора костям на покой!

- Ты, я думаю, очень стар, дедушка? - спросил Юрий, стараясь переменить разговор.

- Да, молодец! без малого годов сотню прожил, а на всем веку не бывал так радостен, как сегодня. Благодарение твориу небесному, очнулись, наконец, православные!.. Эх, жаль! кабы господь продлил дни бывшего воеводы нашего, Дмитрия Юрьевича Милославского, то-то был бы для него праздник!.. Дай бог ему царство небесное! столбовой был русский боярин!.. Ну, да если не здесь, так там он вместе с нами радуется!

- Я слышала, дедушка, - сказала одна из женщин, - что у него есть сын.

- Как же! Помнится, Юрий Дмитриевич. Если он пошел по батюшке, то, верно, будет нашим гостем и в Москве с поляками не останется. Нет, детушки!

Милославские всегда стояли грудью за правду и святую Русь!

- Ахти! - вскричала одна из женщин, - что это с молодцом сделалось? Никак он полоумный... Смотри-ка, дедушка, как он пустился от нас бежать! Прямехонько к Волге. . Ах, господи боже мой! долго ли до греха! как сдуру-то нырнет в воду, так и поминай как звали!

Как громом пораженный последними словами старика, Юрий, не видя ничего перед собою, не зная сам, что делает, пустился бежать по узкой улице, ведущей к Волге. В ушах его раздавались слова умирающего огца; ему казалось, что его преследуют, что кто-то называет его по имени, что множество голосов повторяют: "Вот он! вот Милославский". Вся кровь застыла в его жилах.

Вдруг ему послышалось, что вслед за ним прогремел ужасный голос: "Да взыдет вечная клятва на главу изменника!" Волосы его стали дыбом, смертный холод пробежал по всем членам, в глазах потемнело, и он упал без чувств в двух шагах от Волги, на краю утесистого берега, застроенного обширными сараями.

Солнце было уже высоко, когда Милославский очнулся; подле него стоял Алексей.