Читаем Юрий Поляков: контекст, подтекст, интертекст и другие приключения текста. Ученые (И НЕ ОЧЕНЬ) записки одного семинара полностью

Практически ни одна книга о 90-х не обходится без упоминания знаковой фигуры эпохи, первого президента страны после распада СССР – Бориса Ельцина. Он присутствует в романе Павла Санаева «Хроники раздолбая» в качества главного политика, который в массовом сознании теперь прочно ассоциируется с 90-ми. Ельцин появляется и в романе Виктора Пелевина «Generation P», только уже в виде симулякра – 3D модели. В романе «Любовь в эпоху перемен» также упоминается этот государственный деятель: Гену Скорятина посылают брать интервью у опального президента, и тот предлагает ему должность помощника для создания правдивых мемуаров обо всем произошедшем. Герой отказывается, о чем потом сильно жалеет как об упущенной возможности заглянуть в душу недавнему вершителю судеб. Но интересно, какие характеристики даются в книге «номенклатурному изгою»: «Разжалованный бонза принял журналиста приветливо и понравился: деловит, справедлив, подтянут, улыбчив. Только глаза злые, как у обезьяны, залезшей в номер. <…> Вручая фото, Ельцин посмотрел с той веселой мстительностью, которая впоследствии всем дорого обошлась. Людей с такой ухмылкой надо отлавливать на дальних подступах к Кремлю, на самых дальних, на самых-самых…». Зная отношение Ю. Полякова к эре перестройки и гласности, нетрудно догадаться, какой позиции писатель придерживается по отношению к Б. Ельцину.

В повести «Небо падших» деятелей эпохи 90-х, тех, кто был никем, а стал всем, называют «гаврошами русского капитализма», имея в виду персонажа В. Гюго «Отверженные» – юного мальчика, погибшего на баррикадах. Гаврош после романа Гюго стал символом несбывшихся народных надежд, и в этом качестве вполне сочетается с эпохой перестройки. В этом контексте особого внимания заслуживает персонаж «Неба падших» телохранитель Толик: он знаменит тем, что раньше был офицером КГБ, охранял Горбачева в «девятке» (девятом управлении КГБ СССР) и стал, по легенде, причиной распада Советского Союза. Этот «исторический человек» (постоянно попадающий в какие-то истории, если воспринимать это как отсылку к Ноздреву, герою «Мертвых душ» Гоголя) на подписании союзного договора, ради которого Горбачев собрал глав всех стран, вступил в конфликт с президентом Молдавии, не оказав ему должного уважения. После этого на мероприятии возник страшный международный скандал, Толика стали публично исключать из партии, но президенты пришли в такое волнение, что все вместе решили, будто союзный договор пока еще сыроват. Согласно этой мифологии, если бы не вмешательство и своенравие Толика, все бы подписали договор, и тогда история пошла бы совсем по другим рельсам. После этого эпизода, не отраженного в школьных учебниках по истории, многие страны потребовали себе независимости и стали отделяться от СССР: «Снегур, вернувшись в Кишинев, ударился в крутейший прорумынский сепаратизм. Прибалты завыделывались. Хохлы захорохорились. Грузины завыстебывались. Белорусы забульбашили. Армяне закарабашили. Азиатское подбрюшье так и вообще охренело. А Россия совсем сбрендила и объявила себя независимой, как Берег Слоновой Кости».

Горбачев из-за случившегося разогнал 9-е Управление (на самом деле из истории известно, что его заменила Служба Охраны КГБ), а Толика уволил с работы и исключили из партии: «Но об этом он не жалеет. Ему Советский Союз жалко. Пьет он редко, но как следует. И когда наберется – плачет. Честное слово, плачет и приговаривает: «Что я наделал! Что я наделал!»

Далеко не все рассмотренные современные писатели, как Толик, жалеют о распаде СССР. Но так или иначе, эпоха 90-х годов и ее поколение с каждым годом все чаще становятся объектом художественного исследования писателей XXI века. Особенно ценно, что каждая новая книга об этом добавляет какой-то новый ракурс к раскрытию темы.

Интерес к такому сложному и противоречивому времени отчасти объясняется тем, что временная дистанция делает его событием истории, чтобы подвергнуть художественному разностороннему анализу эпоху перестройки и гласности.

Эрозия онтологических ценностей

Перейти на страницу:

Похожие книги

Структура и смысл: Теория литературы для всех
Структура и смысл: Теория литературы для всех

Игорь Николаевич Сухих (р. 1952) – доктор филологических наук, профессор Санкт-Петербургского университета, писатель, критик. Автор более 500 научных работ по истории русской литературы XIX–XX веков, в том числе монографий «Проблемы поэтики Чехова» (1987, 2007), «Сергей Довлатов: Время, место, судьба» (1996, 2006, 2010), «Книги ХХ века. Русский канон» (2001), «Проза советского века: три судьбы. Бабель. Булгаков. Зощенко» (2012), «Русский канон. Книги ХХ века» (2012), «От… и до…: Этюды о русской словесности» (2015) и др., а также полюбившихся школьникам и учителям учебников по литературе. Книга «Структура и смысл: Теория литературы для всех» стала результатом исследовательского и преподавательского опыта И. Н. Сухих. Ее можно поставить в один ряд с учебными пособиями по введению в литературоведение, но она имеет по крайней мере три существенных отличия. Во-первых, эту книгу интересно читать, а не только учиться по ней; во-вторых, в ней успешно сочетаются теория и практика: в разделе «Иллюстрации» помещены статьи, посвященные частным вопросам литературоведения; а в-третьих, при всей академичности изложения книга адресована самому широкому кругу читателей.В формате pdf А4 сохранен издательский макет, включая именной указатель и предметно-именной указатель.

Игорь Николаевич Сухих

Языкознание, иностранные языки
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии / Языкознание, иностранные языки