Создание типичных образов постсоветской эпохи потребовало от автора особой жанровой формы, которую он сам определяет как «история любви с элементами детектива и политической сатиры». [Поляков, 2014: 217] По словам М. Переяслова, «повесть Юрия Полякова − это такой же обличительный документ существующему ныне строю, как, скажем, и опыт художественного исследования Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» − советскому [ «Моя вселенная – Москва», 2014: 239].
Повесть начинается с того, что в вагоне поезда «Красная стрела» разговорились писатель Скабичевский, представитель поколения советских людей, и преуспевающий бизнесмен из «новых русских» Шарманов. Расстроенный писатель-повествователь возвращался из Питера, где его труд был решительно отвергнут фирмой «СПб-фильм», так как «в сценарии соплей гораздо больше, нежели крови, а следовательно, фильм не будет иметь кассового успеха» [Поляков, 2016: 4]. Героями фильмов, романов и спектаклей были уже не рабочие, колхозники, интеллигенция, что характеризовало предшествующий период советского искусства, а бандиты, киллеры, банкиры, сутенеры, наркобароны и развратницы.
Немолодой литератор, одетый в стоптанные башмаки и в старый плащ, купленный на распродаже и совсем не спасающий от холодного мартовского ветра, обладает, тем не менее, чувством собственного достоинства. Ему не нравится, когда что-то приказывают, поэтому, заупрямившись, он ни за что не согласился перейти в другое купе, хотя очень нуждался в деньгах. Бойцовский характер повествователя проявляется в том, что он ведет себя независимо, не боится ни бизнесмена, ни боксерской наружности его телохранителя, вопросы и комментарии писателя пропитаны ироническим ядом. Повествователь играет роль нравственного оппонента и уже этим с самого начала повести формирует авторскую позицию. Достойное поведение писателя неожиданно вызвало уважение Шарманова, а затем и желание выговориться, поведать ему свою историю. Так в повести появляется главный план, обращенный в прошлое персонажа и служащий раскрытию его образа.
Композиция повести представляет собой «рассказ в рассказе», что традиционно отчуждает позицию автора от суждений персонажей. Из монолога Шарманова читатель узнает, что несмотря на молодость, его зовут не иначе, как Павел Николаевич. Это удивляет его попутчика и вызывает горестные воспоминания детства. «Меня в его возрасте никому и в голову не приходило величать по имени-отчеству <…> Мне вообще иногда кажется, что мы живем в стране, где власть захватили злые дети-мутанты, назначившие себя взрослыми, а нас, взрослых, объявившие детьми. Потому-то все и рушится, как домики в песочнице» [Поляков, 2016: 7].
Судя по рассказу Шарманова, этот персонаж уже в юности отличался незаурядным умом, начитанностью, образованием, наблюдательностью. Писатель подробно выписывает его предысторию с целью убедить читателя в том, что перед ним не законченный негодяй, в нем еще не совсем уснула человечность. Наоборот, Шарманов представлен как жертва, «человек, потерявший под ударами судьбы веру в справедливость» [Поляков, 2016: 132]. Он по-своему любит свою родину, но, осознавая, что не в силах что-то изменить, «потихоньку обворовывает собственное отечество» [Поляков, 2016: 65]. В его внешности отмечается даже что-то ангельское. «Узкие черные ботинки моего внезапного утеснителя были такими чистыми, точно носил их ангел, никогда не ступавший на грешную землю» [Поляков, 2016: 8]. «Лицом он походил если не на ангела, то на студента-отличника. <…> Но в зачесанных назад волнистых темно-русых волосах виднелась проседь, совершенно неуместная в его розовощеком возрасте. <…> Сердясь, Павел Николаевич сжимает свои и без того тонкие губы в строгую бескровную ниточку» [Поляков, 2016: 9], а взгляд становится равнодушно-безжалостным. Зато, когда он улыбается, на щеках появляются трогательные ямочки, придающие лицу выражение детской беззащитности.
Авторская позиция Ю. Полякова выражается использованием сниженной лексики при характеристике стилистических особенностей речи персонажей, иронических замечаний и сопоставлений: «Когда мужчина писает у незнакомого забора, он боится и озирается» [Поляков, 2016: 59], «На этом я и срубил свои первые бабки» [Поляков, 2016: 24], «козлы-потомки» [Поляков, 2016: 196].