На страницах повести Ю. Поляков затрагивает еще одну проблему – возрастающее число сексуальных меньшинств. Как призналась Катерина, с мужчинами она только ради денег, по-настоящему же ее интересуют «длинноногие брюнетки с маленькими титьками» [Поляков, 2016: 207].
Шарманов понимал, что судьба свела его со смертельно опасной женщиной, привязавшей его к себе «двойным морским узлом» [Поляков, 2016: 102]. В его любви к ней не было духовного начала. Он терпел все ее выходки, но также и жестоко мстил, наказывал. Страсть их была губительной друг для друга. «Но видит Бог, я был влюблен в нее насмерть. <…> Любовь – это когда ты вдруг понимаешь: твоя игла зажата в кулачке вот у этой женщины. И от нее теперь зависит твоя жизнь!» [Поляков, 2016: 60]. Как известно, смерть Кощея Бессмертного таилась в игле, про эту иглу и говорит Шарманов.
Глубина страсти Шарманова подчеркивается прежде всего цитатой из психологического романа «История кавалера де Грийе и Манон Леско» аббата Прево. История роковой привязанности благородного юноши к легкомысленной блуднице вспоминается Ю. Поляковым в связи желанием возвысить своего персонажа, показав его способность любить. Однако, в отличие от переживаний де Грийе, чувства Шарманова отравлены ядом общественного разложения, но от этого они не становятся слабее.
Другое дело – избранница «нового русского». Степень ее нравственного разложения не идет ни в какое сравнение с авантюрами Манон Леско. Красивая, гордая, образованная, знающая себе цену Катерина не может жить в ладах с самой собой и с окружающими ее людьми, получая истинное удовольствие от хаоса своей жизни, гнева и ярости. Это прекрасно понимает и Шарманов, что привносит в его образ трагические оттенки. «Фирменное блюдо моей незаменимой секретарши – слоеный пирожок: один слой меда, второй − хрена» [Поляков, 2016: 65], – говорит он. Увидав на ее лице «знакомое выражение хищного восторга» [Поляков, 2016: 129], персонаж уже чувствовал, что готовится очередная подлость. Свое поведение Катерина объясняла тем, что в ней сидит «ледяной истуканчик, требующий постоянных жертв» [Поляков, 2016: 212].
Мера безнравственности Катерины усугубляется автором, приводящим ее высказывания на религиозные темы: «СПИД – это всего лишь одно из имен Бога» [Поляков, 2016: 55], «Когда я читаю Библию, меня всегда смешит слово “познал”» [Поляков, 2016: 52]. Сильная вера в Бога, в высший разум и любовь помогли бы растопить лед в душе у этой незаурядной женщины, сделать ее покорной, доброй, верной женой и заботливой матерью. Увы, этого не произошло. Катерина даже не пытается бороться со своей нравственной ущербностью. Она уверена, что после смерти так же, как и Шарманов, попадет на небо, где «живут грешники, поэтому оно стало адом, или небом падших <…> Мы будем с тобой, взявшись за руки, падать в вечном затяжном прыжке. Мы будем знать, что обязательно разобьемся, но никогда не долетим до земли» [Поляков, 2016: 234].
Своей гибелью Катерина в последний раз вызвала ярость, слезы и отчаяние у любившего ее мужчины: «Какая же ты, Катька, стерва! Из-за тебя я убил человека. Женщину, которую любил. Мне будет не хватать ее всю жизнь! Ненавижу тебя! Ненавижу навсегда…» [Поляков, 2016: 246]. Павел пережил Катерину всего на несколько месяцев, его расстреляли киллеры, но жизнь его закончилась со смертью той, кто стал для него смыслом жизни.
Ю. Поляков так же, как и аббат Прево, сочувствует своим героям, ему искренне жаль, что, обладая несомненными положительными качествами, они выбрали путь порока. Странное было это время, вызвавшее эрозию многих человеческих ценностей. По словам А.Ю. Большаковой, смерть героев «не проясняет смысл бытия. А только ярче высвечивает контрасты современной России, в которой самоотчужденность и эгоизм все настойчивей проявляют себя в качестве экзистенциальных свойств человека» [ «Моя вселенная – Москва», 2014: 402].