Юстиниан

«Император цезарь Флавий Юстиниан, алеманский, готский, франкский, верхнегерманский, аланский, вандальский, африканский, благочестивый, счастливый, славный, победитель и триумфатор, постоянный август, блаженнейшим епископам и патриархам, Евтихию константинопольскому, Аполлинарию александрийскому, Домнину феопольскому, Стефану, Георгию и Дамиану благоговейнейшим епископам, занимающим место Евстохия, блаженнейшего мужа, архиепископа и патриарха иерусалимского, и прочим благоговейнейшим епископам, собравшимся из разных стран в этом царствующем городе.

Искоренять возникавшие по временам ереси посредством собирания благоговейнейших епископов, и единодушным провозглашением правой веры доставлять мир святой Церкви Божией — было всегдашнею заботою православных и благочестивых императоров, предков наших…

Когда же Господь Бог по своему милосердию вручил нам управление государством, то в основание и начало нашего правления мы положили соединить разделившихся священников святых Божиих церквей от востока до запада».

В этом приветствии Юстиниан, называя Вигилия «благоговейнейшим», не упустил случая описать его метания и достаточно недвусмысленно осудить поведение: «Помните также и заповедь апостола Петра, который говорит: „готови же присно ко ответу всякому вопрошающему вы словесе о вашем уповании“ (1 Петр., 3.15) и немедленно объявите ваше мнение о том, о чем мы вас спрашивали; потому что когда вопрошаемый о правой вере надолго откладывает ответ, — это не иное что показывает, как только отрицание им правого исповедания. Ибо в вопросах и ответах, касающихся веры, нет ни первого, ни второго (Юстиниан говорит о церковной иерархии. — С. Д.); но кто окажется более готовым в исповедании правды, тот и приятен Богу»[378].

Вигилий упрямо не посещал собор, хотя находился в Константинополе и делегатов к нему присылали не единожды. Правда, он обещал рассмотреть его определения и высказать по ним свое мнение. В конце концов, вместе с находившимися с ним западными епископами и тремя диаконами он это определение дал, фактически выступив и против императора, и против собора, то есть уже вторично нарушив клятву. В документе, называвшемся Constitutum, он не отказывался признавать учение Феодора еретическим, но не считал верным осуждать ни самого Феодора (которого не осудили древние отцы церкви), ни тем более Феодорита и Иву, восстановленных в общении Вселенским собором. И тут Юстиниан полностью переиграл папу. Для начала делегаты собора, прибывшие к Вигилию, отказались слушать его аргументы, предложив доложить всё императору, притом лично. Папа это сделать не пожелал, отправив к Юстиниану иподиакона. Император посланца не принял, заявив примерно следующее: «Если благоговейнейший отец наш осудил „трех глав“ так же, как он это сделал ранее, то в новом осуждении нет необходимости. Если же он поменял свое мнение, то нет смысла слушать отступление от правых догматов и защиту нечестия».

Затем Юстиниан предал гласности переписку с папой, и соборные отцы убедились в том, что сначала Вигилий требовал подтверждения привилегий, в обмен осудив «трех глав», а затем, отозвав назад свою подпись под Judicatum’ом, поклялся осудить «трех глав» позднее и слова не сдержал! Всё это представило римского епископа в очень невыгодном свете. Собор, по предложению Юстиниана, исключил его имя из церковных поминаний-диптихов (это было осуждение личности Вигилия, общения с апостольским престолом собор не отверг) и продолжил работу, которая завершилась 2 июня осуждением «трех глав», учения Оригена, а также монофиситских представлений. С точки зрения сегодняшних богословов, «…имея главной целью привлечение в церковное общение монофизитов через осуждение несторианства, соборное постановление осуждает при этом симметрически обе ереси — и несторианство, и монофизитство. С одной стороны, осуждаются те, кто халкидонское „в двух природах“ истолковывают по-несториански, разделяя лица и ипостаси. С другой стороны, не менее определенно осуждается монофизитское понимание „единой природы Бога Слова воплощенной“. Собор вполне сохраняет таким образом равновесие халкидонской христологии, но проявляет терминологическую широту и гибкость, показывая, что одни и те же выражения в зависимости от их понимания приобретают или православный, или еретический смысл. Допуская православное употребление нехалкидонской терминологии, Собор широко открыл двери для примирения с антихалкидонитами. Насколько удался этот замысел?.. Окраинные и заграничные народы, противившиеся Халкидону первое столетие после него, по большей части продолжали противиться и после 553 г. Но на почве греческого богословия можно говорить о существенной победе V Вселенского Собора над антихалкидонизмом. Начинается стремительное угасание антихалкидонского греческого богословия, и монофизитство окостеневает в виде разрозненных национальных преданий окраин империи. Покушения на Халкидонское вероопределение стали уже невозможны, и ересь монофелитства имела всего лишь компромиссный характер»[379].